Увядшая гонконгская телезвезда, не в силах терпеть измены мужа и собственное лицо в зеркале, пытается вернуть молодость с помощью эзотерических пельменей, изготовляемых некой зловещей шарлатанкой. Тем временем в Корее неимущий статист приходит к кинорежиссеру, любимцу нации, приклеивает его жену к роялю, самого режиссера закрепляет на длинной резинке и заводит с ним подробный разговор о справедливости — социальной и высшей. А в Японии одинокой красотке с хорошим почерком каждую ночь снится старый цирк, погребение заживо и покойная сестрица, которую она когда-то, возможно, погубила.
Второй сборник дальневосточных короткометражек об ужасном (первый, 2002 года, назывался просто «Три») объединил под одной афишей трех разноязыких режиссеров, которых роднит склонность к физиологическим крайностям — и больше не роднит ничего. Модернист Пак, реалист Чань и деклассированный отморозок Миике друг другу не ровня ни по масштабу дарований, ни в плане возвышенности целей. Соберись эти трое за одним столом, им, кажется, не о чем было бы поговорить. Тем занятней видеть, как, работая на заказ, каждый из них преображается.
Миике сделал на диво аккуратную (особенно для режиссера, 90% своих работ снимающего, образно говоря, через одно место) сновидческую безделку, такого «диет-Линча» — со сглаживанием швов между жизнью и грезами, с длиннотами и красивостями. Чань (его новелла самая страшная, на ней единственной местами жмуришься и хочешь оказаться где-то еще) женит фильм ужасов с социальным памфлетом, причем его рассказ о каннибализме в среде буржуазии в какой-то момент начинает едва ли не дословно воспроизводить популярную передовицу А.Проханова «Плаха во чреве» — в роли Ельцина, живущего кровью нерожденных младенцев, выступает, соответственно, главная героиня. Но прохановщина исполнена мечтательной камерой Кристофера Дойла и с применением дорогостоящей красотки Бай Линь (см. «Небесный Капитан и мир будущего»), и чувствуется, что обличитель социальных язв вполне созрел, чтобы прыгнуть пятками вперед в омут мирового гламура. Но главные нарекания, конечно, вызывает новелла Пак Чан Вука: не потому, что худшая, отнюдь, просто Пак — единственный в этой компании полнометражный гений и спрос с него по-взрослому. Его главка — почти буквальная реплика ударной сцены из «Oldboy»: ключевое объяснение противников, идейный диспут напополам с пыткой — но сделанная на порядок грубее. В «Oldboy» жертва не могла тронуть мстителя, так как ее держали невидимые нити обстоятельств, здесь мешают банальные лески и резинки. Даже на чисто визуальном уровне Пак тут работает в четверть силы: прежние его фильмы бессрочно сохранялись в голове чередой моментальных отпечатков, а отсюда уже на следующий день вспоминается в основном всякая чушь — вроде камеры, зачем-то пролезающей через ручку кухонного блендера. Впрочем, в этой небрежности есть и свое пижонское обаяние: от человека ждут откровений, а он просто балуется с новой камерой.