
Пока потомки негодяя Каина жили, обильно плодились и умирали в скотстве, потомство его брата Сифа свелось к семье праведника Ноя (Кроу) — жене (Коннелли) и трем сыновьям, Симу, Хаму и Иафету. Однажды Ной видит знамение — цветок, расцветший на пустом месте, а потом его посещают апокалиптические видения. Чтобы разобраться, Ной отправляется к своему деду Мафусаилу (Хопкинс) и, выпив странного чая, понимает, что быть потопу.
Сюжет, так сказать, может показаться знакомым — но поскольку Книга Бытия описывает случившееся довольно лаконично, Аронофски со своим соавтором по «Фонтану» Ари Хэнделом изрядно, хотя и вполне уважительно переработал канонический текст, что-то взяв из других мест Библии, многое добавив от себя.
Если в Библии все три сына были женаты, здесь девушка — подобранная Ноем полуживая сиротка (Уотсон) — достается только старшему, Симу. Иафет мается на периферии рассказа, поскольку слишком юн, зато Хам превращается в драматического персонажа задолго до того, как узреет наготу Расселла Кроу: ввиду грядущего истребления человечества он понимает, что чисто технически навсегда останется без подруги.
А поскольку любой истории нужен злодей, появляется царь (Уинстон), олицетворяющий нравственное падение человечества, готовый бросить вызов Создателю и безбилетником прыгнуть на последний пароход. Царь говорит где-то разумные вещи, но, конечно, слишком горд и самоуверен, чтобы выжить в экранизации Ветхого Завета.
События, предшествующие потопу — то есть добрые две трети фильма, — выполнены в стилистике почти что традиционного блокбастера, не столько христианского, сколько фэнтезийного. «Ной» мало похож на исполинские, но отчетливо рукотворные постановки 1950-х вроде «Десяти заповедей»: здесь в каждом кадре виден компьютерный пиксель, и это вопрос не технологии, а эстетики. Визуально это почти что, страшно сказать, киберпанк. Вулканические пейзажи снималась в Исландии, вместо белых одеяний на Ное и его родственниках — роскошные грубые рубища швами наружу, словно взятые из лукбука бельгийского дизайнера.
На подмогу Ною в постройке ковчега (опять же, простого, но безупречно функционального) и его защите от обреченных грешников Аронофски вызывает падших ангелов, напоминающих толкиеновских энтов, — правда, состоящих не из древесины, а из камня. В оригинале — это, к сожалению, бесполезная информация — их озвучивают актеры уровня Ника Нолте.
И до поры все это, в общем, по-своему занятно — не столько история (довольно рудиментарная) или набор картинок (там нет ничего, чего бы мы не видели, — и даже зверушки в «Эване Всемогущем» были интереснее), сколько режиссерский проект, попытки Аронофски усидеть разом на всех стульях: не оскорбить верующих, не дать заскучать подросткам, сохранить авторский почерк, отработать циклопический бюджет — словом, чтобы и Эмма Уотсон, и драка, и огонь с небес, и белые голубки.
Но затем наступает последняя, самая важная часть картины, и в тиши ковчега, сорок дней качающегося по волнам, все недостатки «Ноя» радостно вылезают из своих темных углов. И вспоминается, что в главных ролях тут — два самых скучных голливудских актера последних лет пятнадцати. Что манера взять текст и исчирикать его поясняющими примечаниями — метод старшеклассницы, а не кинорежиссера. Что любовь Аронофски к китчу какой-то материал парадоксально возвышает, а какой-то — губит на корню, и это отчетливо второй случай.
Когда приходит время наконец сообщить нечто существенное — что Ной не истина в последней инстанции, а всего лишь слуга, не до конца понявший намеки своего господина, — оказывается, что Аронофски по инерции изъясняется знамениями, вещает громоподобным голосом с неба, что такая тяжеловесная конструкция, как Ноев ковчег, несется сама по себе. Эта история, как и другие библейские тексты, интересна как метафора — а подобный фильм вычеркивает главное свойство тропа, перенос. Человек, ищущий божественное в Священном Писании, — теолог или верующий, для художников есть все остальные места. От амбициозного замысла «Ноя» к концу остается безжизненный клубок сюжетных линий, пузырь, в котором вместо воздуха — сознание собственной значительности и в котором Аронофски, как Хью Джекман в «Фонтане», чувствует себя, кажется, комфортнее всего.
Вначале не было ничего
Люди будут наказаны, за то, что сделали с этим миром (с)
Ной видит во сне видения, которые показывают ему крах всего живого на земле. Он решает идти с семьей к своему деду Мафусаилу, за советом, как помочь этому миру. Но вместо ответов Мафусаил дает ему последнее райское зерно. Постепенно Ной понимает, что суждено ему построить корабль, который соберет на своем борту разных существ земных, и будут это единственно выжившие после страшного наводнения. Вместе с животными, рептилиями и птицами дорогу к Ною находят и люди, которые собираются захватить корабль.
Даррен Аронофски осуществил мечту детства, снял масштабную картину о проблемах экологического характера, страхах и маниях, которые, собственно, присутствуют в каждом фильме. Его стиль и язык, которым он общается со зрителями, легко узнаваемы.
Сценарий, написанный к фильму, несколько простоват по отношению к тому, что Даррен делал ранее. Оно и понятно, публика, пришедшая на картину с бюджетом более 100 миллионов долларов, вовсе не собирается смотреть за терзаниями героев на протяжении двух часов без спецэффектов и экшна.
Чувствуется рука постоянного оператора Аронофски, который отчетливо понимает все задумки Даррена. Часто используемая документальная и упрощенная съемка, несколько портящая ощущения трясущаяся камера, красивые пейзажи и почти «ручные» спецэффекты — все это делает фильмы автора «Реквиема по мечте» такими, какими их запоминает зритель.
Клинт Мэнселл еще один постоянный участник проектов создателя «Фонтана». Он, как никто понимает, как важна каждая составляющая для картины в целом. Его музыка — идеальное переложение идей Аронофски в звук. А любой новый проект только подтверждает это.
«Ной» — крик души авторов, которым они просят публику задуматься над тем, с какой скоростью человечество уничтожает то, что дала нам природа. Фильм у Аронофски вышел пронзительно правдивым, тревожащим всех зрителей от мала до велика.
Для серьезного парня, разбирающегося в рестлинге, но не в балете, Аронофски неплохо справился с темой Потопа. Однако запомнить привнесенные им в каноническую фабулу новшества трудно. То ли дело – фантазии Барнса. Увы, экранизировать последнего Аронофски вряд ли по зубам.

История эта рассказана по голливудски просто, жестко, очень пафосно и прямо в лоб, весь пересказ фильма может уместиться ровно в те знания о всемирном потопе, что у вас были все это время, без лишних идей, вопросов и рассуждений. И вот такое двухкопеечное изложение от Даррена Аронофски видеть обидно. Продюсеры и менеджеры сказали - никакого "Пи" и "Фонтана", и как результат здесь есть все что милее американскому зрителю - постапокалипсическая эстетика кино а-ля "Водный мир", триллер на ковчеге с преследованиями, злобно-тупые лица дикарей-злодеев, добро-тупые лица каменных роботов, щедро разбавленные умильными лицами Эммы Стю.. , ой Уотсон и Дженифер Коннели, и риторикой сочинения школьника с урока по основам религии. Идеальный такой попкорновый фильм для просмотра в мультиплексе большого торгового центра между шопингом одежды и шопингом хоз.товаров в Ашане. Если там вдруг за окнами ТЦ дождик пошел очень сильный - не переживайте, американский президент в обращении к нации по ю-тубу расскажет что и как делать, вы, главное, потребляйте, потребляйте.

Религиозному кинематографу, перелицовывающему всем известные что сведущим, что несведущим, что верующим, что неверующим библейские каноны на новый лад тотальной популяризации, на современном его эволюционном этапе присущи две, наиболее характерные, типические крайности: излишняя, наивная до безобразия детскость или же излишняя радикальность, — причем и первое, и второе не без вящих стараний унавожено чересчур прямолинейным и бесхитростным морализаторством в лоб. Очень редко обе эти крайности пересекаются в рамках синематического пространства какой-либо одной конкретной ленты, ибо априори радикализм и наивность есть вещами несовместимыми, философически неконвенциональными, художественно неравноценными и просто безыскусственно провокативными, однако последняя по счету крупная режиссерская работа культового американского постановщика Даррена Аронофски, фильм «Ной» 2014 года, умудряется прослыть не меньшим проявлением кинематографического троллинга, чем приснопамятные порнопыточные «Страсти Христовы» Мела Гибсона.
Бесстыдно замахнувшись на лавры Сесиля Б. ДеМилля и Джона Хьюстона, чьи режиссерские руки в свое время искусно хороводили постановкой «Десяти заповедей» и «Библии», лишенных всякой порочной шелухи неоднозначности, и вознамерившись сыграть в «большой стиль», лишь слегка унавоженный привычными для досточтимого режиссера визуальными игрищами на грани полумалликовского психодела, Даррен Аронофски в «Ное» начисто извращает суть ветхозаветного канона, трансформируя вполне по Кубрику и Кроненбергу Ноя-праведника, спасителя рода людского, в Ноя-грешника, фактического убийцу и экотеррориста(Green peace ободрям-с, Ватикан одобрям-с, но не сразу), делая из Ноя христианского Нуха мусульманского, которому, как известно, был дан указ истребить все человечество при любом удобном случае поскольку оно изжило себя окончательно и бесповоротно. В картине широко распространенное выражение про избиение младенцев обретает реальный формат безжалостного их убиения, а истинная вера в Бога сначала подрывается тротилом множества сомнений ближайшего окружения, тогда как сам досточтимый протагонист все больше становится истовым религиозным фанатиком, ведомым уже не силой Бога, а кажется, властью Дьявола. Пророк сам становится Богом, вознамерившись решать кому жить, а кому — нет, стремясь по сути к тотальному геноциду.
К финалу «Ной» становится чуть ли не атеистичным выпадом, предлагая зрителям на выбор безумство и фанатизм, или же веру в свои силы, но не в жестокого, кровавого, языческого Бога, который требует(требует ли?!) жертвоприношений. Фильм слишком искусно и чересчур манипулятивно подменяет, а то и вовсе отменяет большинство заповедей, становясь провокативным манифестом режиссера в сторону фактического безверия, ведь даже если Ной-праведник свихнулся, то что же говорить о простом люде? В картине религия и есть тот самый опиум для народа, от которого, по Аронофски, будет в финале долгий и мучительный отходняк не только для Ноя, но и для всей его святой семейки, каждый член которой был испорчен попеременно.
Даже тот замечательный и знаменательный факт, что Аронофски и Хэндел при написании сценария ленты пользовались не только каноническими текстами, но и Книгами Еноха, Юбилеев и Кумранскими свитками, равно не отменяет, что их почти и не видно в основной ткани фильма. Они не дешифруются буквально, и более всего картина напоминает выцеженный субстрат комикса, и то не всегда и не везде привлекательный и интересный — в особенности с точки зрения стиля и повествовательной внятности, которые большей частью впадают в истерику постмодернизма.
Впрочем, знакомый и неоднократно заюзанный стиль Аронофски угадывается в «Ное» далеко не сразу, ибо место многослойности и противоречивости на грани и за гранью фола уступила бесхитростная фэнтезийность, которая никак не коррелируется со строгими канонами веры. «Ной» по сути застрял в межжанровом пространстве, не являя собой ни полноценного религиозного трактата, ни остронадрывной драмы, ни яркого качественного фэнтези в конце концов. Фильм лишь кажется монолитным, тогда как на самом деле его конструкция хрупка, слаба и ненадежна. На поверку фильм оказывается банальным псевдоинтеллектуальным и псевдорелигиозным китчем, этакими Страстями Ноевыми на пустом месте.

Такой махровый, высобюджетный голливудский булшит, с прекрасными актерами, которые исполняют смачный авторский бред! - с точки зрения даже не духовности, а теологии, т.е. библейской достоверности..
Из Ноя сделали религиозного маньяка, которому от "чая с грибами" пригрезилось, что его святой функцией является "спасение животных и умерщвление человечества" - посредством собственной семьи, что характерно из 3-х сыновей и бесплодной подружки (даже не жены! что уже немыслимо в контексте) старшего - у среднего, логично, срывает крышак, а младший не часто мелькает в кадре, т.к. пока не осознает весь ужас своего обетования..
В итоге, вместо Ноя, знакомого кому-то по Библии, кому-то по др. голливудской поделке - вместо доброго праведника мы лицезреем практически героя Николсона из фильма "сияние"..
Я не знаю, сколько и чего выкурил Аранофски с соавторами при написании сценария, но прикрывать Библией подобный бред, в надежде на кассовые сборы, как бы некрасиво..
Да, г-н Зельвенский и пр. - это не задевает чувства верующих: на обкуренных сценаристов, не способных придумать нечто среднее между "прометеем" и чужыми", без отсылок к Библии - обижаться как бы грех...
Аронофски героически рискнул. Режиссер, добившийся очень многого, решил поднять планку своих достижений еще выше и замахнулся на экранизацию унылой истории Великого Потопа из Ветхого завета. А ведь 99 % экранизаций религиозных историй на выходе оказываются либо трэшем, либо мылом.
Не фортануло. У Аронофски в итоге вышел яркий трэшак с каменными трансформерами, магическими кристаллами и главным героем-шизофреником, которому место, скорее, в "Сиянии" по Стивену Кингу.
Главное беда этого фильма в том, что поступки главного героя столь нелепы, что ему очень тяжело сопереживать, а сам фильм безнадежно затянут.