Натали Портман, когда-то занимавшаяся балетом, исполнила детскую мечту — не станцевала «Лебединое озеро», так хоть изобразила в кино балерину, которая заходит с главного балетного козыря. Таким образом, все желающие могут убедиться, что третья линия какого-нибудь провинциального кордебалета потеряла в лице Натали Портман танцовщицу с коротенькими ручками, ногами-колбасками и гигантской квадратной челюстью, которую не взять никаким гримом. (На крупных планах стоп в пуантах, разумеется, снимают дублершу; стопы, кстати, на три с плюсом.) Господи, думаешь при этом, ну чего ей не сиделось?.. Но вот это как раз понятно.
Весь «Черный лебедь» — типичное преступление на почве страсти. Натали Портман вот не стала балериной — и решила отомстить судьбе. Режиссер Аронофски же... Хотелось бы посоветовать ему переспать с какой-нибудь сговорчивой балетной девушкой и успокоиться; но уже поздно — бюджет и время потрачены, фильм снят. И Аронофски предается понятной и распространенной мужской фантазии — вот бы схватить накрахмаленную недотрогу-балерину между ног так, чтобы с нее разом слетели не только перья, но и фанаберия. Предается с такой простодушной доверчивостью, что прямо-таки будто не смотришь фильм, а подсматриваешь. Первые полчаса смешно. Я даже закрыла лицо руками, и у меня текли слезы. Вторые полчаса смертельно скучно. Когда Натали Портман рыдает в туалете, заламывая брови, или ахает, увидев свои окровавленные от усердия пальцы на ногах, хочется стыдливо отвести глаза — это со стороны Аронофски, говоря на языке балетных гримуборных, «пердячий пар»: окровавленные пальцы в балете видишь почти каждый день начиная примерно с десятилетнего возраста. А вот потом, когда у героини Портман едет крыша, на лебединый манер подламываются ноги коленками назад и на спине проклевываются натуральные крылья, вроде даже и ничего. К этому моменту режиссер бросает метаться между будуаром прыщавых фантазий и моленной имени Эмиля-«Анна Павлова»-Лотяну — и начинает снимать нормальную карикатуру. А настоящий балетный быт, клокочущие нравы гетто, прямые и грубые драмы коридоров-туалетов-кабинетов под разговорчики про «святое искусство» — этот быт карикатурен безупречно, впрочем, как и любая ситуация, в которой сильные чувства обрушиваются на что-нибудь глубоко маргинальное — типа классического танца. Смачная шизофрения с членовредительством в самом конце — это, конечно, не мистика, не триллер и не подражание Дарио Ардженто, а прямой репортаж: в театре все так и есть, только без кровищи — и это в «Черном лебеде» как раз смешнее всего. И лучше. Так это и смотреть.