Фильм

Божественный свет

«Преступление было в Гранаде…в его Гранаде!» - эта строка из стихотворения Антонио Мачадо эхом отражается от стенок черепной коробки каждый раз, когда кто-нибудь упоминает при мне Федерико Гарсиа Лорку, одного из лучших испанских поэтов и, возможно, последнего мечтателя страшного XX века. Обстоятельства смерти этого человека не могут не вызывать целого спектра всевозможных эмоций: убит в своём родном городе своим родным народом с более чем пространным обвинением «красный гомосексуалист». Его всегда изображали политической жертвой, нередко забывая о его творчестве . И, конечно, на этой почве не могло не возникнуть огромное количество фильмов и книг, которые плодятся, как грибы после дождя. Один из таких фильмов – «Божественный свет».

Необходимо отметить, что замысел фильма отличается от привычных спекуляций на биографические темы. «Что произошло бы, если бы он не умер?» - спрашивают себя и все общество создатели картины. Федерико выживает благодаря наивному мальчишке-пастуху, но теряет память и полноценную способность воспринимать окружающий мир. Проходят годы, и тот самый «спаситель» находит Галапаго (кто бы мог подумать, что великого поэта прозовут Черепашкой?) в виде полоумного старика, живущего на милостыню и подачки, единственной радостью (радостью ли?) в жизни которого является внимание со стороны уличной детворы, считающей его своим талисманом. Пытаясь реабилитировать себя за то, что он бросил Галапаго одного много лет назад, Хоакин начинает расследование: кто же на самом деле этот человек? Результаты оказываются более чем шокирующими.

Человек, знакомый с творчеством и биографией поэта, сразу же видит параллели, связующие нити, ведущие к личности Федерико. Иногда эти нити тонкие и незаметные, иногда, как в моментах с балконом и Сальвадором Дали, вполне очевидные. И именно это придает фильму особое волшебство, пропитанное запахом апельсинов и солнечным светом. В нем нет ничего лишнего и ничего несказанного. Желание нажиться на сенсации выглядит даже более ничтожно, чем обычно, оно тонет в человечности и доброте Хоакина. А сцена после театра заставляет содрогнуться, понимая, что несмотря на потерю памяти, Федерико помнит, что его предал его собственный город. Его предала Гранада. Такое не забывается, как не забывается любовь и не теряется в памяти искусство: мы видим, что можно забыть имя, но при этом помнить первую любовь или первые строки из своей последней пьесы. И ведь это действительно так, если не брать в расчет частности.

Как бы ни было странно и даже страшно это признавать, но авторы правы. Все произошло так, как должно было. Такой человек, как Федерико, не смог бы выдержать того, что случилось с Испанией после августа 1936. Двадцатый век – не время для мечтателей. И мы все молча соглашаемся с Хоакином, решившим оставить все на своих местах. А Федерико, исполняя свое обещание из прощальной записки, гласившей «Я еще вернусь», приходит к нам каждый раз, когда мы читаем его стихи – разве это не лучшее продолжение жизни Поэта?

Друзьям моим
скажите, что я умер.

(Лесной ручей
поет под зыбкой тенью.)

Скажите им...
(Как лес созвучен
траурному пенью!)

Скажите просто,
что его не стало,
что перед смертью
глаз не закрывал он,
что он под вечным
синим покрывалом.

И я уйду
на раннюю звезду.
(Федерико Гарсиа Лорка)