Фильм

Ад

Коллаж. Коллаж. Коллаж. Пусть это не характеризует ленту «Ад» ни с одной из сторон, зато звучит чертовски красиво. Также красиво, как эта бессмертная фраза Пиаф, которая, как видится, стала культом, для всей французской культуры. Но когда мужчина говорит, что все мужчины – сволочи, это как минимум говорит от том, что говорит в нём никак не мужчина, а человек, который будучи мужчиной, решил привлечь к себе больше женщин, которые, как и он уверены в том, что сволочи – это все мужчины.

Удивительно сильная лента. Удивительно сильная операторская работа, при удивительном отсутствии интересных планов. Удивительно, что удивительная история, показанная зрителю, ни в коей мере не укладывается с доступным и, казалось бы, изъезженным понятием «Ада». Да, всё плохо. Да, мы слабые женщины. Да, все мужики – подонки. Почему? Отвечу. Композиторская работа, местами начинающая вливать зрителя в демонические покои кошмарной безысходности и бессонницы, не может уверенно схватиться за воротник зрительского пальто в полной мере. Да, это не Филипп Гласс и никак не Занелли. Но тогда и лента – не «Ад».

Тудух-тудух. Кассета с записью звуков поездов. Птенец, прошедший естественный отбор. Страшно красивая старость немой матери. Гомосексуалист, выходящий за рамки общепризнанных стереотипов. Французские мелкие детали, которые сами по себе, без контекста, выглядят фантастично. Сильно. Веско. Тихо. Точно. Метко.

И кажется: выгравированное кровью в качестве эпитафии - Je Ne Regrette Rien.

помимо того, что этот фильм, безусловно, о перипетиях любви, он прежде всего именно о выборе в любви: поверить ли своему мужу, позволить ли своей ревности взять верх над разумом, захотеть ли отыграться за пережитую в отношениях боль на детях, бороться ли за любовь, отказаться ли от нее, поняв, что избранник её не достоин. каждая из героинь этой драмы по-своему справляется с адом окружившей ее реальности и, надо сказать, вполне достойно. обидно, что они несут в себе боль трагедии, которую не выбирали и которой могло бы не быть. и вдвойне обидно, когда мать, которая стала инициатором этой трагедии, ни о чём не сожалеет. думаю, за границами финальной сцены остались её одинокие дни в доме престарелых. после такого её вряд ли кто-то захочет навещать.

Ад — это другие?..

Не скажу, что пребываю в безумном восторге, но, если говорить об этой картине как о реализации замысла двух Кшиштофов - Кеслёвского и Песевича, то Данису Тановичу она удалась значительно лучше, нежели Тому Тыкверу ("Рай") - очевидно, не отдававшему себе отчёта в том, с каким материалом ему предстояло работать, а именно с евангельски окрашенной притчей, приглашающей к размышлению о случайности и промыслительности в жизни человека, но никак не с занимательным приключенческим романом.

Похоже, режиссёр "Ада" смог если не погрузиться полностью, то достаточно близко подойти к пониманию того, что составляет сердцевину художественного мира польского дуэта, представляющего собой нечто вроде тончайшей, незримой паутины, непостижимым образом связывающей события и людей, порой разделённых расстоянием и временем; сумел почувствовать атмосферу творческого союза двух К.
В центре внимания здесь - исследование внутреннего мира человека, его поисков, метаний и противоречий; созерцание движений его души во всём их многообразии, сложности, неуловимости и непостоянстве; отражение внутреннего состояния человека во внешнем мире.

Танович вовлёк зрителя в пространство обыденности ада человеческих душ – не места, но состояния. Именно своей обыденностью и узнаваемостью страшны раскрывающиеся на экране взаимоотношения. Вот он - непридуманный ад ревности, предательств, отвергнутой любви, непоправимости совершённых ошибок, одиночества и отчуждённости. Ад пустоты внутри.

Три женщины, испытывающие муки любви. Кто-то скажет: «Нет, это не ад». Ад – это ужас, метания, вопрос «за что?», агония, в вечном движении наматывающие круги, как счетчик грехов. Разве нет места этому в любви?

Где та граница, которая разделяет Ад от Рая? Видимо, это совсем тонкая полоса, которую можно только ощутить кончиками пальцев, но только рука двигается дальше, кажется, что и не было ничего – только тонкая паутинка, созданная пауком для заманивания своих жертв. Как рай любви становится адом?

«Ад» - это второй фильм из задуманной Кесьлевским трилогии, совсем не похожий на произведения режиссера. Пожалуй, только бродившая из фильма в фильм старушка, опускающая в контейнер пустую бутылку, оказывается и здесь, но будто случайно, не вплетаясь в реальность картины. Музыка, цвета – все иное, и дышится иначе, нет той легкости и тонкой игры граней жизни.

Фильм начинается с философской притчи о том, что, как бы нам этого ни хотелось, не может быть всем хорошо, и иногда выбор невелик: или плохо будет одному, или другому. И если, борясь с велением рока, мы протягиваем руку помощи кому-то, то вполне вероятно, что это приведет к гибели другого. Или-или, как в философии Кьеркегора. Играя в богов, мы и не представляем себе, что творим. Одно дело, когда судьба играет в такие шутки (например, в фильме «Чужой билет), другое – когда мы сознательно пытаемся достичь того же («Эффект бабочки»). Но что позволено быку, то не позволено Юпитеру.

Три молодых несчастных женщины. Одна – любовница профессора, молящая о новых встречах, преследующая, мечтающая, живущая только им, подруга его дочери. Она приходит в их дом, и, не открывая своего положения, спрашивает у его семьи: как ей быть, если она любит женатого мужчину? Сжигающая прошлое, теряющая любимого навсегда, оставаясь с этим навсегда, потому что носит под сердцем ребенка. Другая, живущая в электричках от города до того пансионата, где находится ее больная мать. Существующая, по сути, для нее. Она боится настоящей жизни и довольствуется тем, какой видит реальность сама. Мечтающая от любви, но скрывающая это даже от самой себя. Мужчину, который хочет ей что-то рассказать, она воображает желающим ее героем-любовником. А на самом деле – он гей, который хочет разделить с ней не постель, а правду об ее отце. Да, теперь ей придется видеть этот мир таким, какой он есть. Третья, пытающая застать мужа с любовницами, выслеживая его по отелям, пытающая вернуть страсть, выделывая разные фокусы, забывая о том, что она еще и мать. Максимально приближающаяся к сценарию своей матери, даже не зная об этом.

Все три женщины – сестры, объединить которых может только час, когда им нужно будет узнать правду о своей матери. Именно о матери, а не об отце. Которая и была автором всего этого ада для своей семьи, режиссером той постановки, которая продолжается уже без ее участия. И на которую она смотрит с улыбкой: «Я не жалею».

Три молодые несчастные женщины и их старая, прикованная к инвалидной коляске довольная мать. Любовь становится адом тогда, когда приносит боль, затмевает разум, когда ради своей страсти ты можешь навредить любимому человеку. Эти женщины в конце фильма оказываются именно на той тонкой грани между раем и адом, но кажется, что у них нет шанса сделать шаг в рай.

В целом фильм оставляет очень гнетущее впечатление.

Типичность этого шедевра превосходит ожидания. То ли под конец полотна она спадает, то ли звуки закрываемых дверей и разбиваемых стекол становятся тише и мягче, но зритель уже не испытывает той нервозности, которая набрасывается на него в течение первого часа...
Фильм о травме из детства... Это те самые травмы, которые получают очень многие, но под грузом повседневности вспоминают о них не каждый день и даже не каждое десятилетие… Некоторым кажется, что травмы абсолютно изжиты и они находятся в том состоянии, когда и приблизительно не смогут вспомнить о том, что заставляет их пугаться разлуки с любимым, встречи с милиционером, беседы с работодателем. Это наша детская уязвимая эмоциональность, названная по-русски коротко "Ад"…

Герои вроде бы преодолевают почти эту уязвимость, изживая свое проклятие. Но фишка, как выясняется в самом конце, даже не в трэш-наклонностях всеобщей мамы (Буке) и неспособности трезво оценить свои поступки, а в том, что она этой эмоциональностью гордится, вывешивая ее как флаг, заявляя публично, какая она жертва дутая (вероятно, олицетворяемая с человечностью), что свидетельствует об уровне развития сознания, который авторы как бы стараются преодолеть, констатируя при этом весьма нескорую перспективу столь великих свершений человечества...