Фильм Семейная хроника

Оператор главных фильмов Висконти и Феллини Джузеппе Ротунно вымарал желтый цвет картинки истории про двух братьев до садистски-песочных оттенков (это нужно сказать сразу же, чтобы вы себе представили). И в эту ванну из воспоминаний и сожалений режиссер поместил историю, традиционную, если учесть позднюю с Делоном и раннюю с Кардинале, неизбежности саморасстрела чувств. Не важно каких, в случае с "Хроникой" - братских. Старший брат (еще более грустный и совсем уж потерянный, чем где-то еще, Мастроянни), интеллигент, журналист, одиночка и мизантроп, обиженный на многое и многих, сдавший бабушку в приют (нет денег) не любит младшего, которого играет (безнадежно влюбленный в Кардинале в "Девушке с чемоданом") Жак Перрен. Младшего после смерти матери вырастил слуга аристократического дома. Эстет, модник, добрая изнеженная душа, недоБергер, не приспособленный к реальной жизни, он вечно будет просить помощи у колючего Мастроянни... А тот вечно его ругать. Попытка выстроить мост. Попытка создать образ общей мамы. Попытка спаять разбитую родственную любовь близким обоим человеком. Доверительным тоном, на "ты" со зрителем, герой Марчелло пытается объясниться с братом, который, как выясняется с самого начала, только что умер. Такая вот рапсодия из отчужденной череды мертвенно-желтоватых кадров и откровений/сожалений старшего о том, что он хотел, но не успел, что любил, но не досказал, что намеревался вот... а получилось... а времени бы еще... а его нет. Как будто брат не умер, а сидит сейчас перед экраном где-то там наверху и смотрит его киноисповедь, улыбаясь тому, как он, этот гордый журналист, бегал-таки за апельсиновым джемом и не мог найти (для него!). Со взглядом "белого бима черное ухо" Мастроянни еще в начале фильма восхищал способностью не повышая голоса на презрительные насмешки лакея спокойно отвечать. И теперь тот же взгляд, взгляд сломанной куклы, беспомощный, в стену. Ну, так всегда как будто. И даже если вернуть, как это всегда хочется, даже если вдруг оживить, ведь все равно не получится, ведь не умеем, забываем, не ценим, не любим. Любимый человек как апельсиновый джем по утрам. Ежедневно. К кофе. Привычка, уютная, создающая настроение, линию жизни, абрис твоего "я". Но на следующее утро принесут кофе, а апельсинового джема во всем городе не сыщется, во всей стране и на всей планете. "Позвольте, а апельсинового джема бы еще"... "- У нас нет апельсинового джема". "Да? Очень жаль." Нет и нет. Казалось бы? Но даже кофе, и тот почему-то тотчас опаршивит.