Фильм

Последний выстрел

Общественность Рима взбудоражена: страну всколыхнула пулеметная очередь смертей высокопоставленных военных. Каждый день город просыпается под газетную канонаду: «Полковник Антонио Ларуссо погиб в дорожном происшествии в одном из пригородов Милана», «Самоубийство полковника в отставке Джулио Скани. Причины самоубийства неизвестны», «Генерал армии Эудженио Стокки погиб под колесами поезда на линии Флоренция–Болонья. Полиция открыла следствие». В эти самые дни молодой и принципиальный комиссар Сольми (Меренда) приступает к расследованию убийства некоего инженера Кьяротти, погибшего ночью в собственной квартире от руки неизвестного. Он выходит на Марокканку, девицу из притона, навещавшую Кьяротти в вечер убийства, и благодаря ее показаниям, а также аудиокассете с записью одного весьма замечательного разговора, нападает на след, который странным образом связывает гибель инженера с чередой представленных в прессе как самоубийства смертей военных шишек. Но след этот подобен улыбке Чеширского Кота: маячит впереди, смутно намекает, так и не обрастая плотью. Запись таинственным образом испаряется с кассеты, переданной на хранение судье Маннино (Феррер), и каждое следующее звено рассыпается в прах, когда всякий новый обнаруженный свидетель или соучастник, где бы он ни оказался, при самых непредвиденных обстоятельствах гибнет буквально за считанные минуты до допроса, когда у комиссара наконец появилась бы возможность пролить свет на причинно-следственную связь этих разнокалиберных убийств. Куда ведут нити заговора и кому уготован последний выстрел?

Когда в марте 1978 года отпечатанные на глянцевой широкоформатной пленке копии этой итальянской картины разошлись по кинотеатрам СССР, перевозбудившиеся подростки передавали из уст в уста информацию, что ни в коем случае нельзя опаздывать к началу: ведь именно в прологе, представляющем собой киноиллюстрации к вышеперечисленным заголовкам, покажут, как колеса поезда прочавкают по телу несчастного генерала и смачно отчекрыжат ему голову, да так, что кровь брызнет аж на объектив камеры. Что ж, было отчего прийти в эйфорию: естественную кровожадность мальчишек и их любопытство к расчлененке брежневский кинопрокат, пуританский как по части секса, так и насилия, почти не удовлетворял. Через год после выхода «Последнего выстрела» мы, пацаны, будем также по десять раз просиживать штаны на «Побеге» с Чарлзом Бронсоном ради одного финала, где вертолет собьет человека и руки-ноги-голова полетят в разные стороны, чтобы просмаковать своими по-детски распахнутыми глазами зрелище размазанных по летному полю бутафорских внутренностей и мозгов.

При этом, по меркам специализировавшегося в жанре «джалло», «желтого фильма» (по аналогии с «желтой прессой») режиссера Серджо Мартино, его «Последний выстрел», даром что представляет из себя эдакий кинематографический каскад убийств, с точки зрения живописания смертей и членовредительства проявляет прямо-таки девичью застенчивость. Это в его «Торсо» жертвы маньяка представали с вырезанными грудями и губами; это в «Боге людоедов» и «Реках крокодилов-убийц» от героев оставались кровавые ошметки. В «Последнем выстреле» персонажам прозаически вскрывают вены, сталкивают с крыши, душат их газом, чаще же всего — в них стреляют. Но ни о каких людоедах в те годы мы и помыслить не могли и довольствовались несколькими каплями крови с отрезанной головы генерала Стокки.

Да простится нам старперский душок этой статьи, он оправдан: нынешнее обращение к этой картине может быть продиктовано исключительно ностальгическими соображениями. В ней Мартино ненадолго увлекся пережившим в первой половине 1970-х в Европе и, особенно в Италии, истошный бум жанром политического детектива о тотальной коррупции и конспирации и перепел мотивы и приемы нескольких успешных образцов этого жанра с тем же воодушевлением и мазаньем мимо нот, с каким аппенинские простолюдины распевали арии Верди по дороге из оперы в день премьеры. В своем заразительном раже и потешной неспособности управиться с жанром он напоминает мультипликационных Джулико Бандито и Де Ля Воро Гангстерито, когда те, узрев в перископ, как Врунгель на праздник Нептуна взмахом волшебной палочки выводит у себя на проплешине из яиц птенцов, принялись бить друга у друга на голове яйца и жарить из них глазунью. Даже зрители, которые знакомы с тем направлением европейского кино, что взял в этой картине за образец Мартино, только по фильмам, показанным в рамках проекта «В кино с afisha.ru», без труда ткнут пальцем в целые ударные сцены, прямиком заимствованные из показанных нами ранее «Следствие закончено: забудьте» и «Похищения в Париже». Только в отличие от складных историй Дамиани и Буассе, «Последний выстрел» живописует заговор наотмашь, нараспев, не заботясь ни о внятности, ни о правдоподобии, а только об эффектной стороне. Мартино работает спешно и небрежно, вставляя в этот фильм сцену автокатастрофы, вырезанную из собственной снятой за два года до «Выстрела» картины «Милан содрогается: полиция жаждет правосудия» (1973). Он, как площадный Карабас, выставляющий цирковых уродцев, эксплуатирует детскую травму актера Томаса Милиана, в 13 лет ставшего свидетелем самоубийства своего отца — сверженного кубинского генерала, доверяя ему роль сдержанно невротичного руководителя секретной службы Сперли. Он… Да что там говорить — он играет в песочнице в убийство Альдо Моро!

И если мы все же склонны признать за этой картиной наличие своеобразного обаяния, то оно именно в этой несдержанности и неуклюжести восторженного заигравшегося неумехи, который сам сказал о собственном творчестве буквально следующее: «Мои фильмы — как газировка, искристые непьянящие продукты для массового потребления. У газировки, конечно, нет того престижа, что у шампанского, но если мне надо промочить горло, я лучше как следует глотну содовой, чем буду то и дело пригублять вино». Попадание «Последнего выстрела» в пятерку лучших зарубежных фильмов 1978 года по опросу читателей журнала «Советский экран», а следовательно — всех советских зрителей, доказывает, что страсть Мартино к грошовой шипучке разделяли миллионы граждан брежневского СССР.