Фильм «Монгол»

Есугэй-батур родил Темучина. Вскоре Есугэя отравили, а Темучина угнали в плен. Освободившись, Темучин взял в жены Борте и родил Джучи, Угедея и Джагатая. Еще у Темучина был названый брат, Джамуха, с которым они в конце концов разругались из-за того, кому быть ханом. Джамуха продал Темучина в рабство в Торгутскую империю, но Темучин с помощью Борте вернулся в родные степи и разгромил Джамуху наголову.

Вся эта междоусобная мельтешня нищих кочевников, тем более 800-летней давности, никого бы не интересовала, если бы Темучин не стал в конце концов Чингисханом и не создал самую большую в истории континентальную империю, переселив целые народы и смешав между собой цивилизации.

Сергей Бодров, к имени которого теперь уже непонятно, нужно ли добавлять слово «старший», продолжает свое частное паломничество в страны Востока. За «Кочевником» про Казахстан XVIII века следует «Монгол» про, извините за тавтологию, Монголию рубежа века тринадцатого. Скачут, оправдывая пятнадцатимиллионный бюджет, многотысячные армии, цветасто расстилаются запредельные монгольские пейзажи, льется непонятная внутренне-монгольская речь — в кинотеатрах пойдут два варианта, дублированный и с субтитрами. Фильм в прямом смысле завораживает: в лучшие моменты — до состояния религиозного просветления, в худшие — до дремотной одури. Подробно, с расстановкой рассказывая о молодых годах своего героя, Бодров, насколько можно понять, следует рукописной «Тайной истории монголов», созданной спустя несколько лет после смерти Чингисхана. Следует настолько бескомпромиссно, что практически в лоб излагает всю средневеково-мракобесную линию про общение героя с богом Тенгри в образе серого волка, про предсказания, откровения и предчувствия. Из-за этого и еще из-за совершенно сказочной на вид картинки «Монгол» местами напоминает даже не историческую фантазию, а фантастическую сказку из не знавших компьютерных эффектов 80-х — вроде «Бесконечной истории».

Но, как в наполовину раскопанном кургане, археологический слой сказочной притчи про полубожественного героя не заслоняет тут слоя щедро снятого биографического кино — и именно к нему возникают вопросы. Что же за человек Темучин, который запросто соглашается в случае необходимости уничтожить половину монголов, но в ущерб себе милует всех противников направо и налево? Даже то, что весь фильм за кадром звучит прямая речь героя, не дает нам возможности понять, как же в эти самые полтора часа где-то в монтажных склейках гонимый вождь крохотного клана становится полководцем, стоящим на пороге обладания половиной ойкумены. Неужели для этого достаточно, как несколько нарочито настаивает бодровский Чингисхан, всего лишь уважать древние обычаи? Разгадка просматривается только одна, и, к некоторому сожалению, обнаруживается она вне рамок самой картины. Судя по недавним интервью, Бодров, снимая «Монгола», был страшно увлечен идеями Льва Гумилева. Если так, то и объяснять ничего не надо: пассионарность — страшная сила. В том числе, как демонстрирует нам сам Сергей Владимирович, и в искусстве кинематографии.