Поддавшись на уговоры друзей и впервые отправившись с мужем-торгпредом в одну из его многочисленных загранкомандировок, странная женщина Женя (Купченко), пройдясь по вечернему Берлину, сдает билет в Париж и берет на Москву. Прямиком из Шереметьево она мчит не к 15-летнему сыну (Тодоровский), а в постель к романтическому мужнину сотруднику Андрианову (Лановой), чьи ухаживания прежде безоговорочно отвергала.
Купченко, прямая как палка, одной своей стремительной походкой сыграла одновременно и скованность стандартами дремучей советской морали, и движение героини, решившей жить по воле чувств, вперед — возможно, навстречу презрению сына, горю и вечному одиночеству. Аккомпанемент ее романтическому, во вкусе безоглядных героинь латинских мелодрам, соло исполнили города. Прямолинейная, как жезл регулировщика, Москва с ее проспектами, метро и не оставляющими выбора вывесками «Одежда» или «Продукты»: здесь Женю атакует диктат приличий. По-западному безразличный Берлин стеклянных витрин с гаснущим на рассвете неоном: он дарит Жене чувство свободы. И крошечный городок ее детства с сиротливыми водокачками и беззащитными деревянными фасадами: сюда она приедет на мамин диванчик зализывать раны после неудачного адюльтера и оплакивать несбывшиеся надежды детских весен. Может, в фильме Райзмана и нет философской сверхзадачи, но столько простой правды о разбитом сердце, что погружает в экзистенциальную печаль почище любого Антониони.