Фильм

Десять каноэ

Очаровательное, обаятельное, трогательное, завораживающе красивое религиозно-мистическое представление из жизни австралийских аборигенов. Покорило с первых же кадров и первых слов ироничного рассказчика, повествующего о далеких-далеких временах, когда их Бог только создал землю и дал людям Закон. Пока рассказчик посмеиваясь вспоминает, что и он до рождения плавал маленькой рыбкой в водяной яме, и будет плавать там и после смерти, и потом опять родится, и снова станет рыбкой… - кино буквально плывет в буше, чужаком-путником оглядываясь и разглядывая неожиданно высокие деревья, летая над гладью воды в сумерках, двигаясь по равнинам неспеша. И верить в Веру этого народа почему-то начинаешь сразу же. Рассказчик не настаивает на ней, он смущенно и словно извиняясь оговаривается, что такова вера и история его предков и его народа, как бы предполагая, что у каждого народа она будет своя. Де Хир прослаивает нарратив рассказчика фактически двуми историями, причем одна из низ древней другой. И та, что самая древняя, и снята в цвете (также превосходно, как за год до этого Терренс Малик снял мир индейцев) как матрешка содержит в себе черно-белую прелюдию: сотни лет назад идут делать лодки для охоты предки рассказчика, до, во время и после охоты старейший член племени рассказывает младшему брату, влюбленному в одну из его жен, это самое предание старины глубокой. Предание зеркально: старший брат с тремя женами и младший-«лузер», только герои уже предки предков, и о некоторых из них рассказчик словами старейшего в черно-белой прелюдии рассказывает подробнее. Вот смешной бородатый старик с огромным пузом, он очень любит мед, иногда даже ворует его. Вот три жены старшего брата, самая младшая – самая красивая. Вот младший брат, не познавший женщины, и потому стыдливо живуший отдельно, с детьми. Вот колдун. Вот чужак, неизвестно как забредший на территорию племени и вызвавший этим целый переполох! Колдун рассказывает, что если чужак добыл чьи-нибудь какашки – пиши пропало. Живот взорвется, а то и душу потеряете, да так, что и не заметите. Мужики сразу представляют себе эту страшную ситуацию: де Хир рисует в фильме все фантазии и представления в гамме где-то между цветом и ч/б графикой. И когда представляют, даже у меня возникло жуткое ощущение, что «всяко может быть, да». История петляет, развивается, останавливается. И снова в черно-белой прелюдии нам показывают процесс изготовления лодок и начало охоты. Этот мир, он бесконечен, он переходит сам в себя, в нем нет начала и конца, все люди были и будут маленькими рыбками… Рассказчик меланхолично комментирует за кадром, что «история растет как цветущее дерево», в ней все больше веток, цветов и листьев, и для невнимательного или нетерпеливого слушателя она может стать и вовсе непонятной. Герои, рассказывая о жизни, судьбах и смерти, пользуются всегда красивыми метафорами и очень поэтичными сравнениями, чаще всего с какими-то природными явлениями. Метафоры всегда неожиданны, точно рассказчику и не важна какая-то красота, и он употребил сравнение, чтобы только быть лучше понятым. На самом деле, жизнь племени целиком в этой красоте растворена, и это оказывает просто-таки какое-то гипнотическое воздействие.

Появление чужака вызывает целую цепь событий, конец истории пока в тумане и не виден ни молодому в прелюдии, ни зрителю. История, казалось бы, банальна и неприхотлива. Вроде бы, какой еще может быть история примитивного народа? В действительности же она как бы продавливается в нескольких местах, какие-то паутинки соединяются, другие так и остаются висеть в воздухе. История мистична, и не потому, что вызвана действием Магии (хотя не исключено), а потому, что она не может быть целиком познана и понята простым логическим аппаратом и европейским умом. Здесь слово Магия – с большой буквы. Слово Закон – с большой. Здесь человек, добровольно признающий свою вину, идет печально и обреченно на церемонию искупления. Здесь умирающий человек из последних сил танцует Танец Смерти, и когда он это делает под простую музыку племени и жутковатые и прекрасные песнопения его сородичей, находишься где-то в междумирье. Сколько раз не видел эти танцы смерти, они всегда меня завораживали. И де Хир снимает его где-то в сумерках так, что перед тобой точно разрывают занавес, скрывающий от тебя таинство Смерти. И даже раскрашенный труп на рассвете не пугает, не вызывает отвращения, а как-то заставляет что-ли замолчать и остановиться. Кажется, что это действительно умер человек, и душа его сейчас вновь обратится в маленькую рыбку, а де Хир просто случайно снял это на кинокамеру.

Потрясающее кино. Художественно-документальное, про дикарей, очень простое… Все это не имеет значения, потому что вот это, то, что нам показали, и есть самый настоящий магический реализм. Тот самый, который уже навяз на зубах, от которого скоро тошнить начнет, о котором снимают и пишут все, кому не лень. Но вот у племени в фильме он настоящий. Просто потому, что они Верят. И эта Вера на 80 минут передается зрителю, не хочется даже касаться этой Веры рукой, кажется, что совершишь тем самым святотатство. И опять же, как и в случае с фильмом Малика, тебя словно причащают к святому таинству жизни, отчего ты испытываешь необыкновенное наслаждание.

Ржачный фильм :))) Один раз сильно испугалась от неожиданности (такой неожиданной неожиданности, что даже закричать не успела, чем обычно очень забавляю соседей в кинотеатре=), парочка отвратительно-жестоких моментов, а в целом - очень порадовало чувство юмора сценариста/режиссера и иже с ними, молодцы ребята! :)
И еще очень было интересно узнать что-то из жизни австралийских аборигенов.