Выставка

Андрей Горбунов

Давно собиралась выползти за края полотна дрожащая эта линия, этот неровный контур кишкообразных существ, чьи тела будто бы разъяты такими же неровными линиями-разрезами, c серо-розовыми полуабстрактными внутренностями наружу. Подставляя еще холст и еще для этой трепетной линии, описывающей телеса и их страдания отстраненно, как наглядное пособие по анатомии, и в то же время проникновенно, как маньяк-потрошитель, — разверстывая и размазывая в двух измерениях неизменные болезненно физиологические ассоциации с полуабстрактной плотью на холсте, Горбунов, определенно, тянет жилы из своей музы; может, он зря стал с нее спрашивать большего? Она ведь уже послужила Горбунову, записав его в разряд живописцев небезыинтересных, хоть и вторичных: трансавангард все-таки закончился, и Горбунову надо бы двигать куда-нибудь в новую сторону, вместо того чтобы экстенсивно вздрючивать музу еще и еще раз. Утробный сюр Горбунова, бывший прежде картиной, теперь громоздится аж живописной инсталляцией: раззуделось плечо, мелкий формат более не удобен, посмеивается Горбунов несколько деланно; из своей мясной лавки он хочет, верно, что-то вроде супермаркета теперь соорудить. Что ему картина? Скучно, быстро; а в голове-то у Горбунова бойня работает, бойня — и от этого, возможно, не деться никуда — будто и во всамделишном кошмаре. Когда по стенам всего этого слишком много, и так похоже на раскадровку недалекого ужастика с расчлененкой; засасывает, и даже с причмокиванием, плотно составленный коридор из живописи: по этой кишке взад-вперед и есть полагаемое зрительское удовольствие. Ползают по холстам там и сям некие червячки — по форме что-то среднее между стручком арахиса, опарышем и просто какашкой; символические не то фекалии, не то пенисы, зудящие то в голове, то в брюхе — явный комплекс кастрации, сказал бы кто-нибудь. Хорошо, но как тогда объяснять эту тягомотную, эту непрекращающуюся линию? Она ползет и ползет, а Горбунов все говорит, говорит про сложность коммуникации души и тела и все никак не выскажется полностью — то ли из-за боязни потерять эдакий материал, рассчитавшись с ним однажды раз и навсегда; то ли сама эта неопределенность, постоянная изменчивость в рамках общей неизменности, как-то у него коррелирует с физиологией и неприглядной, постыдной органикой как темой.