«В годы, когда документальный сериал о красоте природы «Наша планета» смотрится как фильм-катастрофа о том, что человечество само виновато и всех нас накроет апокалипсис, джунгли и саванны в Голливуде рисуют все убедительнее. «Король Лев» — максимально приближенное к природной палитре зрелище о заповедных гектарах, которых почти не осталось, но зато человечество научилось отлично генерировать их симулякры: как всегда в титрах — тысяча технических специалистов и аниматоров, без которых поздний «Дисней» — уже не «Дисней».
«В основе «Короля Льва», впрочем, не сказки, а «Гамлет». Лишенный наследства принц Симба, коварно убитый король Муфаса, дядя Шрам — злодей и предатель, соблазняющий королеву. Даже призрак отца имеется. Разница в деталях: Офелия (львица Нала) не умирает, а во всем помогает нареченному; Полоний (птица Зазу) верно служит законному наследнику престола; Розенкранц и Гильденстерн (Тимон и Пумба) не предают друга, а помогают ему, хоть и исповедуют последовательный пофигизм, наследуя скорее героям Стоппарда, чем Шекспира.
Ну, на то и Голливуд, на то и Disney.
Что до хеппи-энда с воцарением Гамлета, то и в изначальной версии легенды, у Саксона Грамматика, имитировавший безумие принц благополучно воцарился, убив захватчика трона».
«Новый «Король Лев» искусно манипулирует зрителем на общих планах и в драматические моменты: музыка Ханса Циммера, отпечатавшись на подкорке каждого ребенка 90-х, изменений почти не претерпела и при первых же знакомых аккордах вызывает трепет и даже аплодисменты в зале. Правда, сложно сказать, что вышибает слезу сильнее: до боли знакомый пролет над предрассветной саванной или ностальгия по одноголосой озвучке Гаврилова, которая в силу своей абсолютной невыносимости хотя бы не отвлекала от картинки. Всю фабулу можно было считать по гипертрофированной мимике зверей, а в версии Фавро приходится вслушиваться».
«На экваторе экранного времени Симба, сбежавший через пустыню от родных мест в царство раздолбайства, где его обучили философии безответственности сурикат и бородавочник, лишается кусочка гривы.
Шерсть отправляется в удивительное путешествие по пустыне – прямо в лапы к Рафики, который здесь производит впечатление скорее безумного бабуина, чем мудрого.
В мультфильме добрая весть достигала обезьяну по ветру, в фильме – довольно подробно показано, как шерсть цепляется за ветку, как ветку обгладывает жираф, как скарабей толкает по пустыне шарик кала – и только потом ДНК будущего короля достигает рук шамана. В этой неуместной натуралистичности, вероятно, и скрывается сверхзадача нового «Короля льва»: рассказать о том, что все связано – и саванна, и лесок, Симбы каждый волосок».
«Делать неконвенциональный фильм ужасов при дневном свете — занятие весьма сложное, в чем-то неблагодарное и подвластное лишь самым амбициозным авторам с хитрым инструментарием. Наверняка для тех, кто ждет бу-эффектов и привычного способа испугаться, «Солнцестояние» с хронометражем в 2,5 часа может стать разочарованием, но это лишь признак растущей уверенности режиссуры Астера, его готовности шагнуть дальше в своем медлительном шаманстве за пределы традиционной грамматики кинематографического ужаса.
Это кино с нескрываемыми побочными эффектами.
Сам режиссер соглашается называть это «черной комедией» — и да, будьте готовы, юмор здесь специфический. Пожалуй, «Солнцестояние» будет самым странным, но в тоже время лучшим выбором фильма для свидания, особенно если вы недавно сами избавились от прошлых отношений».
«Солнцестояние» не ведет зрителя ни к какой генеральной мысли. Испокон веков народы Земли поклоняются женщине (Королеве-матери), еще женщины могут быть ведьмами, а мужчины могут им изменять (наверное, поэтому). Где-то в Швеции все еще убивают людей ради вековой традиции, где-то в Казахстане все еще играют в варварское подобие крикета, используя вместо биты тушу барана, а в России некоторые любители плещутся на Ивана Купалу в зарослях папоротника. Ари Астер по-задротски посмеивается в кулачок, наблюдая за тем, как медведь сел в трактор и горит.
Просто потому, что сжигать — это красиво.
Красивыми могут быть и обрядческие венки, и аляпистые вышиванки, и абстракционистский коврик в IKEA. Я выбираю коврик».
«Никакого Шьямалана, никакого «Настоящего детектива», никаких общих мест о культах и заколдованных деревнях. Кажется, перед нами не просто появился, но и растет не по дням, а по часам новый мастер, переизобретающий усталый жанр, — и это событие, происходящее раз в десять лет, мы наблюдаем в прямом эфире».
«Пойдя однажды на сговор с совестью (американцы присутствуют при жутком ритуале публичного суицида и решают смириться с этим — в чужой монастырь со своим укладом не лезь!), они не ведают, что подписывают себе приговор. И Дани, и Кристиан, и все их товарищи незаметно переходят границу, отделяющую наблюдателя, гостя извне, от общины, уклад которой отныне становится законом и для них. Это, вкупе со скандинавской экзотикой, невольно напоминает об «Антихристе» Ларса фон Триера: уйдя от цивилизации в лес, его герои (она — историк-социолог, он — психолог) открывали в себе пугающие древние инстинкты. Сам Астер сравнивает «Солнцестояние» с «Догвиллем», хотя суть этой параллели открывается только в финальной сцене фильма. Впрочем, при всей изысканности, эта рифма не делает его Триером. В лучшем случае — Триером американского хоррора».
«В «Солнцестоянии» Астер продолжает конструировать подробные диорамы ада, формирующегося между двумя людьми; только на смену дисфункциональной семье пришла переживающая последние времена пара.
Уже в первых сценах беззвездной американской ночи Астер точечно описывает, что творится в головах его героев и что их ждет впереди.
Над диваном в квартире Дени висят две картины: собственно изображающая солнцестояние, а также та, на которой запечатлена исполинская обнаженная женщина, бегущая по полю в окружении собак с мужскими головами. Для сравнения: в баре, где Кристиан с друзьями обсуждает, как бы ему найти нормальную девушку, с которой можно было бы заниматься сексом и только, на стене висят фото Софи Лорен и Джейн Мэнсфилд — двух символов открыточной женской сексуальности. В спальне Дени, к слову, стену занимает картинка с девочкой в короне, которая целует в нос исполинского медведя. И корона, и бурый зверь появятся в шведской деревне».
«Так девушка отправляется на встречу со своими травмами, а режиссёр выводит свой фильм из привычных для хоррора замкнутых декораций. И в этом существенное отличие «Солнцестояния» от его дебюта. В клаустрофобических и тёмных интерьерах «Ренкарнации» испытывать ужас было легко, органично, даже по-своему комфортно.
В «Солнцестоянии» же Астеру удаётся создать противоположный эффект — под открытым небом и палящим солнцем, в безумстве ярких красок и диких плясок языческого вудстока он предлагает зрителю пережить совершенно иной опыт ужаса.
В интервью режиссёр часто упоминает, что в создании насыщенного визуального образа ориентиром для него были техниколоровые фильмы Эмерика Прессбургера и Майкла Пауэлла, отсмотреть которые, конечно, было поручено и постоянному оператору Астера — Павлу Погоржельскому. Cамую точную трактовку «Солнцестоянию», пожалуй, дал Джордан Пил, назвавший фильм самым идиллическим хоррором всех времён».
«В принципе и Арнольд, и Валле — мастера психологической драмы, растворенной в подробно воссозданной атмосфере. Но если у Валле первую скрипку играет драма, то у Арнольд — атмосфера. Представьте себе сцену диалога в придорожной закусочной. Валле («Далласский клуб покупателей», «Дикая», «Разрушение») покажет персонажа вовлеченным в склоку, в то время как за окном будут проноситься фуры дальнобойщиков, транслируя чувство бесприютности, символизируя социальные корни склоки, ее неизбежность в данной среде. Арнольд («Аквариум», «Грозовой перевал», «Американская милашка») покажет персонажа пялящимся в окно и считающим фуры, пока слова оппонента доносятся до него как из бочки. Он хочет уехать из этой жизни — и это все, что нам достаточно знать, чтобы не вникать в слова и в причины раздора: и так все понятно.
Среда и есть драма в ее фильмах.
Вот так же изменился и постановочный ракурс «Большой маленькой лжи». В то время как актрисы с большей беспардонностью предаются постыдному удовольствию трансвестизма, площадной комедии, режиссер чаще панорамирует на беспокойный океан, всматривается в мистический лес — и одно сглаживает другое».
«Андреа Арнольд превращает почтенную «монтерейскую пятерку» в инфантильных заговорщиц. Во втором эпизоде есть комичная сцена, в которой героини выясняют, что весь город знает одну из их тайн. Они принимаются искать виноватого, но тут же понимают, что сами проболтались, причем абсолютно нелепо, как дети. В другой сцене они тайком встречаются на окраине города, шепчутся в машине и выглядят при этом как секретничающие подростки из «Очень странных дел». Только вот страхи у героинь совершенно недетские».
«Будет ли у «Большой маленькой лжи» продолжение, во многом зависело от согласия оскароносной актрисы сыграть мать убитого Перри Райта, который когда-то изнасиловал Джейн (Шейлин Вудли) и методично избивал свою жену Селесту (Кидман). Роль свекрови, которая во втором сезоне «Лжи» приезжает в Монтерей помочь Селесте воспитывать сыновей, писалась специально для Стрип, и героиня даже носит настоящее имя актрисы — Мэри Луиза.
Поселившись в доме Селесты, эта с виду уютная бабушка c зубными протезами принимается за свое любительское расследование.
Когда Селеста, которая не может забыть свои пассивно-агрессивные отношения с Перри, мечется в ночных кошмарах и кричит от ужаса, въедливая свекровь появляется под дверью ее спальни как черт из коробки: «Ты кричала что-то про изнасилование?».
«Буквально на днях выяснилось, кто на самом деле был главным злодеем в мини-сериале по мотивам романа Лианы Мориарти. Знакомьтесь, Дэвид Э.Келли — маститый (как принято говорить про людей с внушительной, но не слишком впечатляющей фильмографией) сценарист, который уже три года продюсирует и пишет «Большую маленькую ложь». Посмотрев материал, отснятый и смонтированный Андреа Арнольд, он отправил его режиссеру первого сезона Жан-Марку Валле с просьбой «добиться консистентности» — привести то есть к общему знаменателю такие несхожие авторские манеры.
Интернет справедливо взорвался — и обеспечил Арнольд иммунитет: выходит, все, что мы видели последние недели, имеет к ней очень опосредованное отношение; с нее все взятки гладки.
Между тем «Ложь», конечно, катастрофически просела, свелась к обсуждению обсуждений, и даже общий враг — в старушечьих очках и кардигане — не привел к чаемой мобилизации героинь. Финал должен дать окончательный ответ, зачем Келли и HBO понадобился этот бреющий полет, помимо меркантильных соображений, — а то зритель, кажется, готов катапультироваться досрочно».