«Алита: Боевой ангел»

Егор Москвитин, «Афиша-Daily»:

«Алита» тратит на экспозицию едва ли не больше времени, чем на развитие конфликта и развязку. Героиня без спешки познает мир как компьютерную игру. Вот кибертрактир, где собираются охотники за головами, чтобы получить новый заказ или кредиты за пойманного злодея. Вот рампа, где встречаются местные подростки, все как один мечтают запрыгнуть в социальный лифт до Залема. Вот листовки, предупреждающие о происках полуночного маньяка — и охота на этого товарища превратится для Алиты в отдельное приключение в духе детективной серии книг «Черный котенок». А вот грандиозная арена, где трансформеры на роликовых коньках играют в хайтек-аналог афганской национальной игры бузкаши — той самой, в которой когда-то преуспел Рэмбо».

Алиса Таежная, «The Village»:

«Экшен Родригеса — это young adult с цитатами из главных киберпанк-фильмов от «Робокопа» до «Бегущего по лезвию», где подростковой любви (и совсем не справляющемуся с ролью Хьюго сериальному актеру Джонсону) уделено не меньше внимания, чем гонкам и поискам идентичности. The Guardian назвал «Алиту» ванильной мелодрамкой, и с этим сложно не согласиться: по прошествии пары часов фильм больше всего похож на остатки с барского стола Кэмерона, который носился с идеей экранизации этой манги 20 лет, написал к фильму сценарий, но режиссерское кресло в итоге уступил Родригесу. При всем нагромождении красивых сцен и антигероев с пилами вместо конечностей перед нами очень, очень консервативная романтическая история про девочку с телом бойца, не претендующая ни на что трехмерное, кроме образа в 3D-очках».

Андрей Гореликов, «Искусство кино»:

«Мимика героини не механическая, и джокондовская улыбка совсем не напоминает робота. Тем более поражает контраст лица и нечеловеческого тела. Точнее, тела она меняет дважды: первое похоже на иллюстрацию из старинного анатомического атласа, второе, с борта затонувшего космолета пришельцев, — на текучую плоть Терминатора.

Героиня фильма оказалась где-то между Галатеей и невестой Франкенштейна.

Фильм же ссылается на десяток фантастических сюжетов сразу. Город Залем — это, конечно, Лапута из книги Свифта и также из вдохновленного ею мультфильма Миядзаки. Недостижимая небесная столица, угрозой и мечтой нависшая над земным миром, скрывает тайну прошлой окончательной катастрофы, разделившей общество».

Марат Шабаев, «Сеанс»:

«Алита, главный аттракцион фильма. Играющая ее Роза Салазар порядком тюнингована инновационными CGI и motion capture — а еще обновлена до последних социальных тенденций. Алита радуется шоколадке, строит большие глаза и восхищает невероятными боевыми сценами — чем не заявка на новую сильную женскую героиню? Тут и приключается беда: фильм с треском проваливается в «зловещую долину». Так окрестили зону восприятия, в которой роботы, слишком похожие на людей, вызывают подсознательное отвращение.

Дьявол затаился между винтиков машины по имени Алита.

Что-то неосязаемое в ее экранном присутствии выдает фальшак — то ли плохо анимированные волосы, то ли пугающая улыбка».

Алексей Хромов, «Киноафиша»:

«Сюжет фильма настолько прост и прямолинеен, что впору открывать «Тысячеликого героя» или хотя бы вспомнить классические «Звёздные войны». Здесь полный набор стандартных ходов: герой и наставник, обучение мастерству, столкновение с неравным противником, совершенствование и даже связь с одним из злодеев, который на самом деле не такой уж и злой.

Выглядит знакомо? — так и задумано!

Все дело в том, что Кэмерон и Родригес взяли самый традиционный сюжет, скопировав из оригинала не только основные ходы, но даже и некоторые сцены. Исчезла лишь излишняя кровавость и жестокость — фильм можно показывать даже детям. Ведь если там кого и убивают, то киборгов, которые настолько мало похожи на людей, что не вызывают сочувствия. Оригинальная же манга вовсю пестрила убийствами и расчленёнкой».

«Айка»

<

Антон Долин, «Медуза»:

«С точки зрения стиля «Айка» напоминает ранние работы братьев Дарденн — особенно их «Розетту», героиня которой, тоже молодая женщина в беде, отчаянно искала работу и отказывалась идти на любые компромиссы. Камера (изумительно сложная работа польки Иоланты Дылевской) безотрывно следует за Айкой, не давая передышки ни ей, ни зрителю.

Редкие моменты черноты, в которую проваливается девушка, не похожи ни на принятые в кино затемнения, ни на моменты отдыха.

Скорее, это предвестники возможного конца, провалы в окончательную тьму, из которой не будет спасения. Но Айка чудом выбирается на свет снова и снова, продолжая свою отчаянную борьбу. По ходу дела мы выясняем, что деньги она одолжила в надежде открыть собственную швейную мастерскую. Не сдюжила. Хуже того — забеременела и родила, что сорвало все планы».

Мария Кувшинова, Colta:

«Как прививка гуманизма российскому обществу фильм опоздал лет на десять. Но есть одна деталь, которая становится заметна к середине и заставляет по-настоящему испугаться.

Картина смотрит на мир глазами Айки, слышит ушами Айки и говорит в основном по-киргизски, но иногда с экрана раздается русская речь, и звуки ее не оставляют сомнений: этот язык является инструментом насилия, унижения и подавления.

По-русски говорят полицейские, проверяющие регистрацию; хозяин общежития, постоянно ужесточающий правила; работодатель, не заплативший за несколько дней рабского труда; высокомерная девушка на дорогой машине, предлагающая подработку; врач ветеринарной клиники, одним и тем же тоном ведущий диалог одновременно и с Айкой, и с подопечной собакой. Здесь нет никакого политического заявления, само следование за жизнью подсказывает режим переключения языков: русская речь, звучащая в имперской столице, означает для бесправной девушки из колонии неминуемую угрозу».

Елена Смолина, «Искусство кино»:

«Айка» — тест на способность к эмпатии, схождение в мир, который кому-то выгоднее, а кому-то проще не замечать. Устроенный, как водоворот, фильм с помощью длинных, сложно скроенных планов затягивает зрителя на дно воронки, туда, где не слышно ничего, кроме собственного сбитого от беспрерывного бега и оглушающей боли дыхания.

Каждый вдох — еще один шанс дожить до завтра.

«Айку» снимали шесть лет, но заканчивали работу над картиной фактически накануне показа в Каннах, после которого председатель жюри Кейт Бланшетт обняла Самал Еслямову, сыгравшую Айку, — объятие, как выяснилось несколько дней спустя, означавшее приз за лучшую женскую роль. И ритм этого не унижающего героев ни жалостью, ни осуждением фильма отражает сложную кардиограмму его долгого создания: он одновременно основательный и энергичный, длинный и торопящийся, бьющийся так же странно, как чье-то решившее онеметь сердце».

«Капернаум»

<

Екатерина Визаголова, kino-teatr.ru:

«Во время съемок Надин Лабаки просила героев действовать спонтанно и, если надо, переписывала сценарий под них. Точно так работает и Сергей Дворцевой [режиссер «Айки»], добиваясь полного слияния вымысла и действительности и наполняя картину гуманистическими идеями о бедственном положении миллионов. И все же «Капернаум», в отличие от «Айки», в конечном счете обнадеживает и впускает лучи света, хотя несколько скатывается к проповеди, оперируя такими жирными метафорами как младенец, прикованный железной цепью к кроватке. В конце концов, это простительно человеку, для которого важнее не кино и «Оскар», а реальная помощь людям».

Татьяна Шорохова, «КиноПоиск»:

«Никто не подозревал, что в Надин Лабаки проснется настоящая Кэтрин Бигелоу, способная без сантиментов рассказать ту самую историю о тяготах жизни, а также то, что в фильме будет одна из самых потрясающих актерских работ. С одним уточнением: феноменальному актеру в этом году исполнится всего 14 лет. <…>

Если бы юный актер Зейн аль Раффеа допустил хоть одну фальшивую ноту, фильм пошел бы насмарку.

Если бы Надин Лабаки начала выбивать из зрителя слезу, показывая страдания Зейна, это был бы худший фильм программы. Но герой «Капернаума» уже совсем не мальчик, а потому ведет себя как взрослый человек. Он не плачет, не ноет, не жалуется. Он жесток с окружающими, не лезет за словом в карман и проявляет смекалку. В нем ноль инфантильности, что неудивительно: детство в классическом смысле у него и не предвиделось».

Вадим Рутковский, «Искусство кино»:

«Капернаум» — взрыв из прошлого, кино с беззастенчивым и прямолинейным социальным посылом, будто снятое с чистого листа, без двойного дна и постмодернистских уверток; о чем болит, о том и говорит; новый неореализм в беспримесном виде. Оттуда же, из прошлого, отношение к профессии режиссера — как к оружию; фильм — не цель (эстетское развлечение синефилов), а средство для привлечения общественного внимания; приглашение к дискуссии; голос униженных и оскорбленных.

Самую адекватную рецензию на «Капернаум» могли бы написать канувшие в Лету советские критики с их особым языком, злоупотребляющим красивостями и не чуждым идеологическим канцеляризмам: подробно пересказав сюжет, оценив правдивость и гуманизм, пожурив за библейские аллюзии, но особо похвалив за операторские достижения и мастерство работы с непрофессиональными исполнителями.

В самом деле, чего умничать? Простой фильм, простые слова. Только в данном случае это не аргумент против...».

«Громкая связь»

<

Дарико Цулая, «Киноафиша»:

«Громкая связь» — российская адаптация итальянского фильма Паоло Дженовезе «Идеальные незнакомцы». <…> За российский ремейк отвечала компания «Марс Медиа» и продюсер Рубен Дишдишян, который, пожалуй, принял максимально удачное решение — доверить историю о четырёх друзьях четверым друзьям — «Квартету И». Конечно, во время производства картины поклонники оригинала сокрушенно вздыхали («Опять всё испортят!»), а авторы ремейка, защищаясь, уверяли, что многое перепишут и кое-чем удивят, а линию героя-гея и вовсе покажут под другим углом.

Верить не стоит ни тем, ни другим.

Не испортили, но и удивляться можно разве что не провисающему почти ни на секунду темпу, шуткам, воспроизведенным с уважением к оригиналу (с аккуратной поправкой на русский темперамент), да удачным актёрским работам.

Дмитрий Барченков, «Канобу»:

«По сравнению с оригиналом изменились два важных момента, один из которых смазывает все впечатление от ювелирно выстроенного сценария «Незнакомцев».

В глаза сразу бросаются начало и финал картины: первое написано в духе типичных для Квартета «Дня выборов» или второй их франшизы — «О чем говорят мужчины».

То есть несколько фирменных подколов (здесь они не очень смешные) и параллельное повествование до момента приезда в дом, где и состоится игра с выложенными на стол телефонами. Второй же, чтобы не выходить за спойлер-черту, я подробно расписывать не буду, но отмечу, что русский финал оптимистичнее, и в связи с этим получился он гораздо более наигранным, неправдоподобным, чем в оригинале. А с этим крайним оптимизмом пропадает желание увиденное обдумать, что безусловно было важной частью проекта Дженовезе».