Что общего у сериала «Эйфория» и фильма «Лакричная пицца», кроме того, что и то и другое выдающееся кино?

Отличительная особенность «Эйфории», в которой повествуется о наркозависимой девушке Ру (Зендая), ее сверстниках и их родителях, заключается в том, что она нравится сразу нескольким поколениям зрителей: иксерам (сороколетним), миллениалам (тридцатилетним) и зумерам (двадцатилетним). И если с первыми и вторыми все понятно (создатель сериала Сэм Левинсон воссоздает дух девяностнического кино, на котором иксеры и миллениалы выросли), то с третьими сложнее, ведь «Эйфория» так непохожа на современные молодежные хиты типа «Сексуального просвещения» или «Ривердэйла».

Это очень мрачное, очень злое и крайне обсессивное кино, которое вместо того чтобы дуть на раны, как принято в зумерском кинематографе, наоборот, расковыривает их. Да, в сериале есть много всего того, что было немыслимо в фильмах 1990-х (например, трансгендерная девушка, которую никто не пытается убить, как в фильме «Парни не плачут» 1999 года), но в целом понятно, почему Леонардо Ди Каприо называет себя фанатом «Эйфории»: в сериале столько визуальных референсов из кинохитов конца XX века, что устанешь считать. Взять хотя бы Джулс (Хантер Шефер), косплеющую на вечеринке образ Клэр Дейнс из «Ромео + Джульетта» с тем же Ди Каприо.

HBO / «Эйфория» 

Но дело, конечно, не только в оммажах. «Эйфория» — фантастически красивое кино, на которое можно залипать бесконечно. Левинсон, как никто из современных режиссеров, умеет работать с изображением, звуком, ракурсами, светом и цветом, даже в замкнутом помещение (см. его рождественские спешелы «Эйфории» и мелодраму «Малкольм и Мари»). Однако сила сериала кроется не только в его сногсшибательном визуале, но и, конечно, в демонстративно разболтанной структуре.

Как и «Лакричная пицца», «Эйфория» — яркий представитель постнарративного кино, которое на экране зародилось вместе с приходом в аудиовизуальное искусство постмодернизма. Ведь постмодернизму свойственно не только обильное цитирование, но и фрагментарность, нелинейный нарратив, несовпадение фабулы (хронологического развития событий) и сюжета (в котором события могут излагаться в любой последовательности). Каноническими фильмами, экспериментирующими с формой повествования, принято считать «Криминальное чтиво» (1994) Квентина Тарантино и картины Дэвида Линча: «Шоссе в никуда» (1997) и «Малхолланд-драйв» (2001). Как и они, «Эйфория» с «Лакричной пиццей» не подчиняются законам классической драматургии и сюжетосложения. Если вы попробуете их пересказать, то у вас это, скорее всего, не получится. А все потому, что в фильме Пола Томаса Андерсона и сериале Сэма Левинсона сюжет не главное. Важнее атмосфера, эмоциональное состояние героев, действие, расколотое на гирлянду незабываемых этюдов.     

Самое сложное в режиссуре — это режиссировать жизнь, создать ее иллюзию на экране, заставить зрителя забыть, что он смотрит кино. Это то, что блистательно получается у Дэвида Саймона, шоураннера «Прослушки», «Тримея» и «Двойки», с которым Левинсон знаком через одно рукопожатие (отец Сэма, известный режиссер Барри Левинсон, когда-то вместе со сценаристом Полом Аттаназио экранизировал репортерский нон-фикшен Дэвида Саймона «Убойный отдел: Год на убийственных улицах»). Символично, что Левинсон-младший и Саймон работают на телеканале HBO, славном своими сериальными экспериментами.

NBC / «Убойный отдел» 

Вообще, сериал, в отличие от полнометражного фильма, позволяет гораздо сильнее погрузиться в чужую жизнь просто в силу более длительного хронометража, поэтому особенно ценно то, что Полу Томасу Андерсону в «Лакричной пицце» удается добиться того же эффекта, что и «Эйфории», всего за два с половиной часа. В «Пицце» рассказывается история предприимчивого 15-летнего паренька Гэри (Купер Хоффман) и его взрослой подруги Аланы (Алана Хаим) накануне энергетического кризиса 1973 года и после него. Сначала их связывает дружба, а потом все более сильное чувство, которое осторожно назовем любовью. Вообще, «Пицца» интересна в первую очередь тем, что предъявляет перевернутую, по сравнению с «Лолитой», систему любовных взаимоотношений: здесь не взрослый мужчина встречается с девушкой сильно младше себя, а наоборот. Алана постоянно задается вопросом, почему она тусуется со школьниками, и в финале находит ответ в том, что только вместе с Гэри может быть сама собой.

Universal Pictures / «Лакричная пицца»

Их летний роман, состоящий из постоянных встреч и расставаний, выступает топливом истории. При этом действие в фильме постоянно скачет, так что постоянно хочется спросить: «Какой сейчас год?» Однако, несмотря на все эти темпоральные сдвиги, «Лакричная пицца» — более дружественное к зрителям кино, нежели предыдущий фильм Андерсона, неонуар «Врожденный порок», который был экранизацией слетевшего с катушек, насквозь постмодернистского романа Томаса Пинчона, настоящим садом расходящихся тропок. «Пицца» же — скорее, подростковые «Сцены из супружеской жизни». Мы видим набор эллиптичных эпизодов, центр драматургической тяжести которых приходится на сцену с катящимся вниз по дороге грузовиком, управляемым Аланой, и это пока лучшая экшен-сцена года. Именно после этого эпизода трясущаяся от переизбытка адреналина героиня спрашивает у себя, что она, черт возьми, делает?!

Учитывая то, что Андерсон начинал одновременно с Тарантино, его страсть к постнарративному кино легко объяснить тем, что он по своей сути тоже постмодернист. В случае же 37-летнего Сэма Левинсона есть смысл, скорее, говорить о наследственности. Нигилистический постмодернизм шоураннеру «Эйфории» просто гораздо ближе, чем пришедший на его смену утешительный метамодерн, поэтому в фильмах и сериалах режиссера царит столько боли, а в плане формы — расхлябанная структура. Тем удивительнее, что в наше время такое искусство и такие, казалось бы, устаревшие формалистические приемы продолжают работать и пользоваться спросом (второй сезон «Эйфории» установил рекорд по просмотрам на HBO Max, «Лакричная пицца» стала кинокритическим хитом прошлого года). Возможно, все дело в том, что в искусстве ничто никогда не исчезает навсегда и имеет свойство возвращаться. И для людей, которые хотят увидеть на экране что-то знакомое, что-то родом из детства или юности, этот факт дарит настоящее чувство эйфории.