Положительные отзывы о спектакле «Невидимки»

Хочется пропеть гимн старой актерской школе и репертуарному театру, где эту школу еще можно наблюдать. Оставим за скобками, что репертуарный театр — нерентабельное производство, могильник для молодежи, костная советская структура, покалечившая не одну судьбу, да что там — попросту анахронизм. Репертуарный театр, куда актер приходил в двадцать и где на сцене проходила не только жизнь, но и ее финал, гражданская панихида, — наш Байконур, наша атомная бомба, немыслимая роскошь, которую страна позволила себе иметь и которой неизбежно лишится, как только закончат разбираться с льготниками. Иногда этот театр преподносит редкостной ценности подарки. Ермоловский — ну да, посредственный это театр, как и почти всякий театр внутри Садового кольца. Ни режиссерской новации тебе здесь, ни свежего актерского дыхания, даже когда в труппу принимают новеньких выпускников ГИТИСа. Но может, дело в этих самых новеньких? Вот же выходит — даже не на основную, большую, сцену, а в черную комнату-кишку, которая называется еще малым залом, — выходит в эту комнату Владимир Андреев, и в горле перехватывает. Через полгода ему семьдесят пять. Владимир Алексеевич пришел в театр тридцать пять лет назад, отлучался в Малый, но ненадолго; сколько я себя помню, Андреев руководил Ермоловским. Если кратко, то когда-то он был знаменитым Зиловым в вампиловской «Утиной охоте», театральная энциклопедия вообще говорит о нем как об актере-режиссере, имеющем склонность к современной драматургии, но особые отношения связывают его с Леонидом Зориным. Андреев ставил и играл в своем театре зоринских «Гостей» и «Пропавший сюжет», «Союз одиноких сердец», «Измену» и продолжение «Варшавской мелодии» — пьесу «Перекресток», где он играет с Элиной Быстрицкой. Пьесу «Невидимки» Зорин посвятил Андрееву. Он писал ее, когда за окном был, словами героя Андреева, «дурдом на фоне агонии века» (произносится нешумно, без аффектации). Этот герой — пожилой писатель, биограф. Героиня — его телефонная собеседница, девушка, попавшая к нему, перепутав номер. Ее играет Мария Бортник — красавица, кровь с молоком. Она провинциалка, приехавшая завоевывать Москву; ему «трагически не повезло» — он местный. Для нее жизнь бьет ключом — а он выпал в осадок, и его дни кристаллизовались в датах жизни персонажей его книг: в тот день, когда она позвонила ему в первый раз, родился Аверченко, а во второй — умер Паскаль. Его территория — старое кресло. Ее мизансцена — не находить себе места, метаться и теребить чемодан. Он даст ей затейливое имя — Леокадия — и не спросит имени настоящего. Про настоящее он знает так же хорошо, как про прошлое и будущее, и можно было бы сказать, что в четырех коротких телефонных беседах Андреев сыграл и свою, и ее судьбу, и судьбу Зорина тоже. Но это прозвучит слишком громко, в то время как игра Андреева — игра в двух шагах от публики — мягка и даже грациозна. Так могут играть только бывалые, потертые жизнью актеры — играть, экономя на широких жестах и громких словах, преодолевая боль в ногах, которые упрямо несут их на сцену. Если уж говорить о гимне театральным старикам, то — что тут слова подбирать — идите, смотрите на Андреева.