Балет

Бенефис Надежды Грачевой

В балете возраст — вещь, с одной стороны, трагически ­ося­заемая (в виде неоспоримой реальности ссыхающихся связок и мышц), с другой стороны — донельзя абстрактная. Поколению начала 1990-х очень в этом, втором, смысле не повезло. Причем что в Москве, что в Петербурге. Все было как ­поло­жено: примы благосклонно кивали с высоты выслуженной иерархии, как вдруг на сцену ворвался целый профсоюз девчонок и — как сказал один пожилой писатель о молодом ­На­бокове — «убил из револьвера». А прежние примы в один момент стали старше на много-много лет. Они стали «прежним поколением». И поправить это было нельзя. Хотя Надежда Грачева, прима позднего Григоровича, и вступала в пору расцвета, все хотели смотреть Светлану Лунькину, которая не всегда твердо стояла на пуантах (а потом — Марию Александрову, а потом — Светлану Захарову и Наталью Осипову). А в Петербурге было еще хуже: там сиятельных дам смела плеяда во главе с гениальной Ульяной Лопаткиной.

И вот теперь Надежда Грачева празднует бенефис, вызывая нехорошую первую реакцию: «Как? А разве она еще…» Хотя о реальном возрасте Надежды Грачевой напоминает разве что некоторая техническая нестабильность, какой прежде не водилось за этой балериной: один спектакль на грани фола, следующий превосходен и так далее.

Программа бенефиса держится в строгом секрете, из чего ясно, что она еще не определена. Все ждут от Грачевой «Теней» из «Баядерки» — сложнейшей в классическом балете инструментальной партии. Потому что это ее конек: слегка холодноватая виртуозность. И к тому же это партия для взрослых балерин, которые, как требовали в XIX веке, «любили и страдали»: девчонкам там делать нечего, кроме технических каскадов. А вот зрелая чувственность, зрелое тело и зрелое мастерство Грачевой — то, что там надо.

Но, по слухам, именно «Теней» категорически не будет. А будет то, чего Грачева не танцует в Большом: например, фрагменты «Кармен» и «Шехеразады». Это очень хороший выбор. С одной стороны, в отличие от «Теней» он позволяет сберечь силы на целый вечер, а с другой стороны — про то же, что и «Тени». И если в этот день понятная жажда реванша не захлестнет балерину, не прольется на сцену в виде неряшливых пируэтов со стиснутыми зубами (так в балете изображают «страсть»), то концерт обещает быть замечательным. Пронзительнейшим монологом про самое главное: «Где я страдал, где я любил, где сердце я похоронил». Зрелые, опытные дамы знают в этом толк.