Спектакль

Luftmangel

Рецензия Андрея Андрианова

Пространство, погруженное в полумрак. Четыре застывших фигуры как бы являются продолжением сумрака, проступают на фоне, обернуты в сумрак, они не подают нам никаких специальных знаков, ничто не говорит нам, что они вообще знают о нашем присутствии. Кто они? Из их поз мы можем составить себе представление об их прошлом, настоящем, и будущем так, как мы сами того хотим, они не мешают нам в этом и не торопят, они просто "здесь". Слышен звук дыхания – неестественно напряженный – они задыхаются, или сдерживают крик, или заняты "праноямой", может быть это рыбы, выброшенные на берег в ожидании смерти, они сосредоточенны и серьезны как животные…

Так начинается спектакль "Luftmangel". Все что в нем происходит, в основном подчинено простой телесности и намерению проявить ее жизнь в пространстве, минимально загрязненном отвлеченными фантазиями и надуманными хореографическими формами. Мне (зрителю) дают возможность спокойно наблюдать и чувствовать в своем теле то, что происходит с телом танцовщика. Для меня это достаточно редкое, если не сказать уникальное, явление в московском современном танце, где обычно почти вся информация сосредоточена на визуальном, а не на телесном уровне, где тело, как правило, призвано только обслуживать визуальные образы и хореографические придумки танцовщиков-хореографов, оставаясь вытесненным, как бы за кадр, потея и надрывая свои связки, растягивая мышцы и помалкивая в тряпочку о своих собственных желаниях и ощущениях.

Известный японский хореограф Мин Танака сказал как-то: "Ваше тело знает больше вас". Просмотрев "Luftmangel" я, пожалуй, был готов опять, как и лет 20 назад, согласиться с этим заявлением. Все пространство спектакля выдержано в одном стиле – это внутреннее, аутентичное пространство тела, его ощущений, физической экспансии, ухода в себя, смутных эротических драйвов, прикосновений, агрессии, нежности, несуетной моторики, приятных и простых движений. Я наблюдаю развертывающиеся во времени интеракции между танцорами: их время замкнуто, смысл интеракций от меня скрыт, но я могу их ощущать, а значит понимать на ином, более глубоком уровне. Я понимаю, что их движения продиктованы не просто необходимостью продемонстрировать ту или иную форму, а чем-то внутренним, состоянием или почти физиологическим желанием. Персонажей и сюжетов, похоже, нет.

Но за всем этим есть еще нечто. Некий призрак. Тот, что наблюдает, оставаясь спокойным, тот, что созерцает, превращая зрителя в пустое место, а саму пустоту в зрителя, – и он-то и становиться подлинной фигурой проступающей на фоне "удушья". Можно было бы назвать его "призраком наблюдающего сознания", поскольку о реальном сознании самих танцовщиков я здесь говорить не решаюсь. Я не знаю об этом ничего. Однако призрак есть, и он одним своим присутствием внушает чувство "пустоты" зрителя и танцовщика, отсутствия каких бы то ни было ожиданий и представлений, которые создают тесный мир уже "готового" танца. Готового ублажать публику, лишая ее всякой возможности более углубленного созерцания, так сказать, йогического сосредоточения, погружая постоянно в атмосферу удушливой театральности и демонстративности.

В "Luftmangel" хореография остается незаметной и тактично отступает на второй план, она органична по существу. Здесь сама свобода тела становиться вопросом, и этот вопрос не находит ответа, заставляя нас думать о том, что же дальше… Зрители в какой-то момент становятся смутной проекцией, тенью на стене театра, стоя перед которой одинокий танцовщик тщетно пытается найти свое утерянное понимание и целостность. Он все еще пытается соблазнять мнимую публику своим телом. Его шансы невелики. Его штаны свалились на пол, как у ребенка, который заигрался и забыл их поднять, - он пока еще не знает, что так нельзя себя вести в "обществе", его волнует другое. Он все еще полностью верит в мир своей игры.

Рецензия Андрея Андрианова