Спектакль

Цветы для Чарли

Петербургского дебюта режиссера Искандэра Сакаева ждать пришлось годы. Еще до эпохального ремонта Александринки он репетировал камерные версии «Двойника» и «Идиота», но до премьеры дело не дошло. От Достоевского Сакаева потянуло к американской прозе середины XX века, конкретно к роману малоизвестного в России Дэниела Киза. Умственно отсталому Чарли Гордону делают уникальную операцию, и он вскоре превращается в гения, Спинозу, Эйнштейна и Моцарта в одном лице. Однако заканчивается эксперимент печально.

Сценография Стефании Граурогкайте — прямоугольные рамки в человеческий рост, затянутые прозрачной пленкой и на колесиках. Все мизансцены — фигурное катание персонажей на этих рамках. Владимиру Колганову, играющему Чарли, режиссер задал работу, будто из учебника физики: силу умножить на перемещение. Пока актер изображает дебила, это смотрится малоубедительно, но хотя бы понятны правила игры. А когда герою положено поумнеть, закрадывается подозрение, что врачи по ошибке зашили в голову подопытному батарейку «Энерджайзер»: Чарли бегает, скачет, катается по полу, а декларируемая гениальность сводится к гортанному воплю «Ах, этимология древних языков!». Словно предчувствуя недоумения, режиссер придумал герою двойника, внутреннего идиота (Дмитрий Паламарчук), усердно корчащего рожи, — на этом фоне интеллектуальные кондиции главного персонажа заметно выигрывают. Важная для Киза любовная линия Чарли и его учительницы Алисы (Татьяна Кузнецова) в спектакле выглядит вставным номером, неуклюжим и невнятным. Кузнецову режиссер три четверти спектакля держит в углу — там Алиса перебирает дневники Чарли, время от времени заламывая руки. Когда ей дают выскочить на сцену, поиграть в любовь тоже особенно не удается, а нужно вцепиться в партнера мертвой хваткой — так смелые женщины держат карманников до прихода милиции. Больше повезло дебютантке Александре Большаковой: ученица Григория Дитятковского ловко справляется с двумя полярными ролями — разбитной богемной хулиганки и иссохшей, несчастной старой девы. Мастер-класс перевоплощения показывает Семен Сытник: поворот головы — перед нами самовлюбленное научное светило; еле заметное движение — отец Чарли, одинокий старик-парикмахер с неспокойной совестью.

Сложноустроенные мизансцены спектакля хорошо отрепетированы, актеры действуют синхронно, не спотыкаясь друг о друга. В вопросе выверенной формы Сакаев явно подражает своему учителю Валерию Фокину — вплоть до уважительного цитирования. Отличие, увы, разительное. У Фокина протагонист всегда в центре внимания, драма его очевидна и убедительна; у Сакаева мельтешение заслоняет героя, а нетривиальный и страшный сюжет — тонны фрейдистских банальностей. Виною всему в итоге оказывается мама, которая била Чарли палкой за то, что он подсматривал за девочками.