Спектакль

Счастливые дороги

Ах, как поют, черти!.. Как поют… Властно вынуждая покоренную сладкозвучными гармониями душу то воспарять в горние выси, то низвергаться в пропасти разбереженного подсознания. И заставляя чувствовать себя ни дать ни взять завзятым московским цыганофилом позапрошлого века наподобие какого-нибудь Толстого-Американца, или друга Пушкина Павла Воиновича Нащокина, или же самого А.С., норовившего чуть что искать отдохновения и вдохновения под сенью изодранных шатров.

Поют и играют (в изначальном смысле слова — за это отвечает слаженный «надежды маленький оркестрик»: две жалобно ноющие гитары, аккордеон, скрипка с периодическими виолончельными соло) не только родную «Невечернюю», намертво связанную благодаря «Живому трупу» гр. Толстого в культурном контексте с цыганским субстантом, но также и песни романес Венгрии, Словакии, Румынии, Сербии. А также перекликающиеся по тематике произведения М.Равеля и музыкального руководителя спектакля О.Синкина. Работу последнего, равно как и существующего под его началом «табора» — группы людей с чудными голосами, безупречным слухом и одухотворенными лицами, — следует признать безупречной. Сам концептуальный замысел девушки-режиссера из Македонии Зои Бузалковской (уже второго, после Ивана Поповски, представителя маленькой южнославянской державы, бесстрашно осваивающего российское поэтическое наследие в его логове) — по меньшей мере небезынтересным. Путь к современному постижению хрестоматийных «Цыган», к коему пытаются прийти (цитирую красиво изданную программку) «по течению Дуная, по дороге собирая языки, музыку, обычаи», представляется как минимум всецело отвечающим планетарным, общечеловеческим устремлениям великого автора первоисточника.

Но со второй из материй, заявленных в названии этого своеобычного и душевного театра, в данном конкретном случае дело обстоит не в пример хуже, нежели с первой. Когда в прологе приглашенная из «Ленкома» эффектная актриса Любовь Матюшина принимается нарочито «завывать»: «Цы-а-га-н-ны ш-ш-шум-на-ою тол-л-л-п-п-пой…» (не ручаюсь за добуквенную точность передачи, но общий характер подачи текста именно таков), то начинаешь испытывать в удобном театральном кресле некоторый дискомфорт. Когда приглашенный из того же коллектива на роль Старого цыгана Владимир Кузнецов усердно пытается преподать в своих репликах одновременно и бытовой тон, и пиитический настрой — то в голову закрадывается предательская мысль о том, что Пушкин, возможно, отнюдь не равновелик во всех своих творениях. Когда наконец признанная звезда МТЮЗа Игорь Гордин в образе несчастного Алеко неловко крушит под аккомпанемент сакраментальных строк о «страстях роковых» отдельные элементы нехитрого сценического оформления — то думаешь, лучше бы еще спел что-нибудь, право слово. Благо у него, равно как и у всех остальных некамбуровцев, петь выходит замечательно. Кажется, ничуть не хуже, чем у штатных сотрудников Театра музыки и поэзии.