Опера

Леди Макбет Мценского уезда

Надо сказать, что эта опера одна из моих любимых.
В Большом слушал ее три раза: под руководством Ведерникова (премьера), Рождественского и Синайского (март 2011). Теперь появилась возможность сравнить.
От премьерных показов последующие спектакли отличались разительно и в худшую сторону, как часто это и бывает. Новые составы плохо понимают, что хотел сказать режисер, что им надо делать, как петь и играть.
Возможно, музыкальный темп - дело личного предпочтения, но на мой взгляд эту оперу необходимо играть достаточно экспрессивно и энергично, именно так, как это делали Ведерников и Рождественский. Их оркестры были "увлекательными", собранными, точными. Не могу того же сказать про Синайского, до того мне в качестве театрального дирижера не знакомого. То ли не репетировали (у него плотнейший график в БТ, а последний раз оперу играли около года назад), то ли такой стиль - размеренного повествования, но оперное полотно рассыпалось, растягивалось и текло, даже там, где, казалось бы, написано по всем канонам гармонии. Оркестр, до того вполне дисциплинированный руками Ведерникова, филигранный и мастерский под Курентзисом, теперь представлял собой набор никак не связанных друг с другом звуков. Так можно вполне играть Чайковского, но никак не Шостаковича, Прокофьева, Рахманинова. Представьте, если знаменитую свиридовскую "Метель" сыграть хотя бы на пол-такта медленнее. То же самое.
Возможно оркестр только "сыгрывался", т.к. были большие "чистки", замены и новые незнакомые лица, но тогда непонятно зачем эту самодеятельность нужно было выпускать без подготовки. Репутация Синайского всё-таки не может себе этого позволить. Но, опять же, оговорюсь, возможно дело вкуса. И впечатление сугубо личное.
Здесь же имел место новый ввод (22 марта 2011) - первое сопрано Большого - Елена Зеленская наконец опробовала себя в Шостаковиче. Преклоняясь перед очень хорошим, качественным, уверенным сопрано Зеленской, гложет недоумение, а кто, собственно, догадался такой лирически нежный тембр предложить на такую глубоко драматическую роль!? Спето по-нотному грамотно, верно, но не то, без души, азарта, исступления. Усталость и апатия читались на всех лицах, на них мысли блуждали о чем угодно, только не об опере и сцене, в том числе и в оркестре, создалось впечатление, что собрались сами не зная зачем и где, каждый сделал свое дело (спустя рукава) и разошлись. В общем впечатление печальное.

Но вспоминая быстрый музыкальный темп более ранних спектаклей, увлеченность тех артистов разберу саму постановку.
Музыкальную составляющую обсуждать нет смысла - так как имеем мы дело с гениальной музыкой гениального композитора 20 века. А вот сцену обсудить вполне себе можно.
В целом, решение сценографии ясно: перед нами деревяная патриархальная Россия 19 века с крепкими купеческими постройками, с затхлостью устоев, пьянством до полусмерти и животными страстями. Лесков безусловно читается, также встают перед глазами "страшные" пьесы Л.Толстого на ту же тематику.
Музыка в предложенных обстоятельствах становится несколько камерной, но оттого не теряет, а лишь подчеркивает давящее слово сцены, задник которой в первом и втором действии оформлен очень высоким дощатым забором, сразу отсекающим у нас любые идеи каких-либо перспектив и возможностей.
Неоднократно отмечалось, что Шостакович в своей опере оправдывает деяния Катерины Львовны и обращается к глубоко личному мотиву героини. Некоторые "фрагменты преступлений", которые было бы крайне сложно как-то оправдать, он убирает из либретто. Его Измайлова - это не сумасбродка и малограмотная купчиха-самодур, жаждущая власти, крови и непонятно чего еще, взращенная обстоятельствами места и времени. В музыкальном полотне это трогательная, но не сомневающаяся в себе взрослая женщина, не сознающая своих желаний, но и не стесняющая себя в их достижении, вместе с тем, однозначно жаждущая любви.
Трогательная ария первой сцены расставляет эти акценты: ей нечем заняться, "тоска", бессоница, муж не выполняет своих обязанностей и мало интересуется ее жизнью, зять постоянно попрекает. И незнакомым с литературным материалом понятно - кончится плохо. Сопрано Татьяны Смирновой (приглашенная певица) в заглавной партии откровенно потрясло. Её глубокий драматический голос вкупе с несомненным актерским мастерством (одни "корчания рож" чего стоят) создали абсолютно точный музыкальный образ ее героини. Особо стоит отметить, конечно работу баса А.Науменко (Борис Тимофеевич) и баса В.Почапского (священник). Помнится театр страдал от нехватки добротных басов, теперь с ними всё в порядке, в том числе и молодыми: В.Лынковский и П.Мигунов.
Не могу сказать, что статичность сценического действия как-то мешала погрузиться в довольно длиную по времени оперу (спектакль идет 3 с лишним часа), но то, что эта самая статичность смогла создать ощущение безысходности положения и безальтернативности выбора героини, наполнить зал пылью и запахом купеческого двора и бытового ужаса - это точно.
В третьем действии (после убийств и отравлений) декорацию оживляет свадебный стол с кипельно белой скатертью, устланный не угощениями, а венками с красными цветами, должными нам сказать, что стол вовсе не свадебный, а поминальный.. Гости из числа работников неохотно и чуть ли не насильно за него садятся. Тут же, вернувшаяся после венчания героиня начинает нервически маяться по сцене. Что хотела здесь показать Екатерина Львовна со своими метаниями и нервозностью непонятно: то ли ее одолевает ужас от произошедшего (хотя ничего не предвещало угрызений совести), то ли ей одной видится-мерещится поминальный стол, заслонивший уже одержанную "победу" над собственным домом с новоиспеченным мужем Сергеем. Праздник не получается, всё что остается гостям - напиться дармовой водкой и пойти в неуклюжий пляс (самое мое любимое место с "ухабистой" и "нетрезвой" музыкой).
Ну и последнее действие: теперь понятно, что единственно чем руководствовалась Измайлова действительно любовь и только любовь. Жаль, что это не следовало из предыдущих сцен. Честно сказать, непонятно было "всю дорогу" как всё-таки к ней относиться. Теперь очевидно, что простить ей можно всё, но уже так поздно... Удивительно строгое, страшноватое "вагнеровское" сопрано Смирновой становится всепрощающим высоким и нежным трепетом. Задник сцены теперь - далекая перспектива холмов и гор. Но, опять несвобода - каторга, трагедия или освобождение?..
Двинувшаяся в путь цепь каторжников - проникновенный мягкий хор, убаюкивает темные воды, ставшие последним пристанищем, а чистое морозное небо - вечным домом Катерины Львовны Измайловой.