Опера |
18+ |
Юрий Александров |
22 января 2005 |
2 часа 15 минут |
В центре оперы Бриттена, как и обещает название, — сцена насилия. И суть не меняется оттого, что ее участники — Секст Тарквиний, сын римского царя Тарквиния Гордого, и патрицианка Лукреция, верная жена полководца Коллатина. Рассказать эту историю на современной оперной сцене, не погрешив против вкуса, — непростая задача.
Заканчивается опера так: Лукреция рассказывает о своем позоре мужу и закалывается у него на глазах. На исторические последствия этой личной трагедии авторы только намекают в последних строках либретто и партитуры: Юний Брут — оскорбленный рогоносец и честолюбец, мечтающий о римском троне, — затевает народное восстание против Тарквиния-старшего. Поругание Лукреции ведет к падению последнего римского царя.
Бриттена и его либреттиста Данкана (вслед за французом Обэ, пьеса которого взята за основу) исторический контекст интересует лишь постольку, поскольку задает отношения неравенства между агрессором и жертвой. Исход событий не предначертан роком, не объявлен заранее, как в «Эдипе» Стравинского, но зависит от поступков участников сюжета. Потому хор древней трагедии здесь не только сообщает и комментирует, но советует, увещевает и побуждает к действию, как будто есть еще шанс предотвратить преступление: «Назад, Тарквиний!» — поет он римскому наследнику, крадущемуся к двери Лукреции, и будит служанку: «Проснись!»
Собственно, хора как такового здесь вовсе нет. Есть два исполнителя, тенор и сопрано, партии которых называются «Мужской хор» и «Женский хор». Эффектный прием применен из практических соображений: Бриттен написал камерную оперу, без хора и большого оркестра, такую, которую удобно было бы возить с собой небольшой оперной компании.
В «Лукреции» всего шесть героев плюс два «хора», итого восемь певцов; вместо оркестра — ансамбль, где каждый инструмент — в единственном экземпляре. Ткань прозрачна, линии — все на слуху. Дело, таким образом, становится еще тоньше и деликатнее. Прорисовывать всю эту графику в «Санкт-Петербург опере» будут поочередно два дирижера: петербуржец Вадим Афанасьев и Даррел Анг из Сингапура, стажер Консерватории. Один из вокальных составов — целиком молодежный. За прошлый год партитуру в «Санкт-Петербург опере» уже сыграли и спели трижды (на русском и на английском) — и, можно надеяться, с нею освоились.
Древнего Рима в постановке не будет — это не новость. Будут 1940-е. Это новость вчерашняя, и не только для Юрия Александрова, главного режиссера театра, который только что поместил в послевоенную эпоху «Царскую невесту» в Мариинке, но даже для «Поругания Лукреции» в Петербурге: в позапрошлом сезоне молодежь из Манчестерского центра отыграла оперу во френчах Второй мировой.
К основному конфликту прилагается дополнительный: элиты (патрициев) и народа (плебса). В либретто эта линия не предусмотрена. Дело там сложнее: римляне ненавидят этрусков Тарквиниев как чужаков на римском троне, и именно наследника обзывает плебеем Юний Брут, чей род знатнее. Упростив эту коллизию, Александров предполагает роль плебса поручить «хорам», которые он видит как мужчину и женщину из народа: Он и Она. Чем обернется встреча хрупкой партитуры Бриттена с этим чуждым ей концептуальным напором? Хотелось бы думать, что все обойдется — не так, как с бедняжкой Лукрецией.