Спектакль

Mr/Carmen

Три месяца назад в аэропорту американского города Альбукерке по подозрению в терроризме были задержаны четыре мужчины. В одном из их чемоданов обнаружили куколку с отводными проводочками и блоком питания. Четыре часа лица преступников показывали по всем телеканалам штата Нью-Мексико, аэропорт и прилегающие к нему дороги были перекрыты. Когда в присутствии шестидесяти людей в черном — по тридцать с российской и американской стороны — чемодан был вскрыт, в нем обнаружились еще и гигантских размеров книга, множество зажигалок, веревки, пистолет, большой пиратский нож, свечки, ударные тарелки, тазик, лампочки и тысяча мелочей, которым слишком затруднительно придумать точное определение. Это был реквизит спектакля «Белая кабина» Русского инженерного театра «АХЕ». Историю можно было бы принять за анекдот, но художники Максим Исаев и Павел Семченко даже сейчас не смеются, потому что до восстановления справедливости они успели побывать в местной тюрьме и познакомиться с большими мексиканскими парнями.

Впрочем, люди, которые занимаются магией — пусть даже театральной, — всегда должны быть готовы, что когда-нибудь она сработает против них. А то, чем с начала 90-х занимаются Исаев и Семченко, иначе как магией и не назовешь. Каждый их спектакль — зона, где люди нужны только затем, чтобы обслуживать предметы, зато предметы выстраиваются в знаковые цепочки и «разговаривают» так красноречиво, что дар речи теряют даже критики. В прошлом году «Золотая маска» вручила ахешникам высшую премию в номинации «Новация» и объявила их главным открытием фестиваля. Нынче воздействие визуальной магии «АХЕ» можно испытать на спектакле “Mr/Carmen“.

В центре площадки-ринга сидят два бородатых мужчины, но на картонках против них — буквы «М» и «Ж». И надо верить написанному, а не своим глазам. Максим Исаев выкрасил бороду и волосы в ярко-рыжий цвет и надел юбку, Павел Семченко остался в черном костюме. Они поднимаются с колен, расходятся по углам ринга и превращаются в соперников боя без правил. Весь спектакль — настоящее мочилово. При этом герои не подходят друг к другу даже на расстояние вытянутой руки. Они просто самыми невероятными способами по очереди пишут имена Carmen и Jose. И в каждое действие — вплоть до движения губ или мизинца — вкладывают ярость безжалостного удара по запрещенным точкам. Раз от раза ярость все прибывает. Сначала тот, что в брюках, остервенело шипит пульверизатором с алой краской, выводя “Carmen“ на большом листе, или столь же эмоционально складывает другой лист, так что то же имя проявляется в складках бумаги. В ответ тот, что в юбке, набирает в рот воды и, по-волчьи озираясь на соперника, впрыскивает ее дозами в луч прожектора: слово “Jose” на мгновение возникает в луче и тает в воздухе. Ближе к финалу персонаж «Ж» долго и с ненавистью вырезает что-то из бумаги, потом расправляет ее на полу, наливает в блюдце растительное масло, щедро сыплет черный порошок перца. Потом обмакивает в «соус» кусок хлеба, промасливает им бумагу и тут же пожирает его, как изголодавшийся хищник. На «скатерти» остаются следы от масла в виде имени Jose. В ответ на это персонаж «М» раздевается донага и подставляет под тоненький луч прожектора разные части тела, на которых сквозь бинты проступают кровавые литеры “Carmen“. Получается жуткая история не о свойствах страсти, а о ее сути: физиологичной, кровавой, тотально разрушительной. В этой истории нет ничего личного, частного, и ни один удар не направлен ниже пояса зрителя — только в сердце. Особенно потрясает финал, который пересказывать здесь было бы преступно. Но это, пожалуй, самый впечатляющий образ смерти из всех, что мне довелось видеть на сцене.