Балет

Этюды

«Этюды» — единственный, по-моему, балет, который можно смотреть с похмелья. Вообще говоря, у всякого балетолюба какой-то балет тихо наигрывает дома по телевизору — вот как у обычных людей напевает Валерия или группа «Ленинград». Например, «Спящую красавицу» Матса Эка хорошо смотреть по утрам. У Эка феи плюются жвачкой и печатают на машинке, это как-то ободряет. Но «Этюды»… «Этюды» можно смотреть даже тогда, когда не хочется не то что смотреть балет, а отчасти и жить. А уж если «Этюды» дают в театре, как сейчас, то не сходить непростительно. Жвачкой там, конечно, никто не плюется. Наоборот. Это строжайший классический балет — хотя бы по той причине, что его композиция построена по схеме будничного балетного экзерсиса. Вторая причина — что Харальд Ландер сочинил его в датской школе, самой консервативной балетной школе мира. Тема «Этюдов» — жизнеутверждающая победа формы и воли к форме, причем воля эта торит себе дорогу весьма ненавязчиво. Даже можно сказать, с какой-то обманчивой рассеянностью, почти машинально. Вроде бы участники проделывают свой обычный утренний урок. А на самом деле — танцуют едва ли не сложнейший балет во всем сборнике текстов ХХ века. Ландер определенно гениален, хотя и вошел в историю автором одной-единственной вещи — вот этой самой.

Но поразительней даже другое. Этот человек приходил на работу каждый день. Каждый день он проводил урок. Много-много лет. И вдруг однажды он увидел, что этот урок — готовое произведение. Это почти как решить, что ежедневная чистка зубов — материал для острого содержательного перформанса, но только в случае Ландера именно так и оказалось. В балетном уроке действительно есть все: и строгая логика, и динамика по нарастающей, и кульминация, и финал. Такие мысли в балетном классе могли бы прийти в голову неофиту — и тут же из нее уйти. Но чтобы знаток? Холодный ремесленник? Учитель? Видимо, это было настолько метафизически-эксцентрично, что больше в своей жизни Харальд Ландер ничего толком не поставил. Вот у драматурга Островского, кажется, бессчетное количество пьес, из которых только 18 выжило на сцене, — ну и что? Что если б он и ограничился этими восемнадцатью?.. Представим, что у Ландера произошло нечто похожее: шлак смыло историей навсегда.