Опера

Руслан и Людмила

К премьере оперы Глинки «Руслан и Людмила» Большой театр готовился довольно необычно. На бороду Черномора и прочие дорогостоящие чудеса сильно тратиться не стал. Зато закупил валторны, тромбоны, трубы, стеклянную гармонику, арфу и столообразное фортепиано — все копии инструментов XIX века. С Гнесинкой поменялся литаврами: там они более древние, кожей обтянуты, тогда как в Большом — неправильные, пластиковые. Еще люди из Большого порылись в собственной библиотеке и на дальней пыльной полке нашли рукописную партитуру, которую несколько десятилетий никто в руки не брал. Расшнуровали веревочки на рукописи «Руслана», на которую ориентировались все прежние исполнители этой оперы, и обнаружили, что хрестоматийное рондо Фарлафа на самом деле на 69 тактов длиннее. Пошарили по разным другим углам — в первую очередь берлинским — и нашли там кучу всякого бесхозного, полтора века безо всякого дела валявшегося Глинки.

В связи со всем этим Большой театр попросил профессора Евгения Левашева, автора всех этих находок, сделать новую редакцию оперы, засадил композитора Юрия Потеенко за компьютер — заново набирать партитуру «Руслана», а специалисту по итальянскому вокалу Франко Пальяцци поручил обучить певцов глинкинскому стилю. После этого Большой театр с чистой душой заменил обещанную полноценную постановку полуконцертным исполнением, рассчитав, что впечатлений у слушателей и без того будет достаточно.

В общем, если называть вещи своими именами, впервые затеяна большая перетряска неприкосновенной русской классики, которая может оказаться не совсем такой, какой мы ее представляли по школьным учебникам. Про Глинку все знают, что он отец русской музыки и что на его «Руслана» царских солдат за провинность посылали. Теперь вполне может получиться, что никакой он не отец, а просто европейски образованный композитор. Его арии — великолепный образец итальянского бельканто. Его оркестр прозрачностью не уступает моцартовскому. И совершенно неправильно поэтому петь его крупными малоподвижными русскими голосами и давить тяжелой артиллерией перегруженного советского оркестра. Глинку надо отчистить от копоти и проветрить, вынуть из оклада сталинских времен и попытаться наконец увидеть, минуя всяких посредников, каким он был до того, как из него сделали идеологического идола. Теперь что касается солдат. «Руслан», несмотря на многие откровения его партитуры, действительно требует некоторого терпения. Помимо общеизвестного марша Черномора, каватины Людмилы и арии Руслана, которую тот исполняет вблизи огромной, мужским хором поющей головы, в опере имеется музыки еще на три с лишним часа. И в связи с научно-исследовательским характером мероприятия сокращать, конечно, ничего нельзя. Поскольку ни длиннобородым достоинством карлика Черномора, ни стриптизом в садах Наины нас явно развлекать не собираются (хотя минимальные постановочные действия все же будут предприняты приглашенными из Питера режиссером Виктором Крамером и художником Александром Орловым), то вся надежда на придирчиво отобранных (большей частью молодых) певцов и дирижера Александра Ведерникова. Он является главной повивальной бабкой новорожденного Глинки и, судя по всему, с этим неведомым еще нам аутентичным русским классиком готов нянчиться, пока тот не вырастет в новую европейскую звезду.