Есть актеры, которых публика смотрит не просто так, а еще и чтобы убедиться: это, простите, гений или, наоборот, никакой не гений, а самый посредственный артист, элементарного не умеет. Таких артистов, о которых спорят, мало, на пальцах одной руки пересчитать, и среди них, разумеется, Олег Меньшиков. В апреле-мае проходит фестиваль «Черешневый лес», в программе которого стоит «1900» — премьерный спектакль Меньшикова.
Меньшиков в спектакле не один — на сцене небольшая массовка, джазовый коллектив из трех человек, он сам, но все равно это моноспектакль. Тет-а-тет актера с залом, когда на сцене ему не с кем словом перемолвиться. Учтите и то, что зал в Театре Моссовета один из самых больших в Москве. Не знаю, как раньше, а в последние десять лет один только Константин Райкин отваживался играть в одиночку перед такой толпой — но то Райкин, который выходит на сцену через день, а Меньшиков в последний раз играл года два назад в «Игроках». И хотя мне рассказывали — причем люди глубоко мною уважаемые, — что в спектакле «Нижинский» пятнадцать лет назад Меньшиков играл гениально. И хотя я верю, когда так о молодом Меньшикове рассказывает Павел Каплевич — он был сценографом «Нижинского» и видел того чаще многих. Но лично я никогда не видела в его игре ровным счетом ничего исключительного. Так что я понимаю, с каким чувством шли на спектакль все те, кто смел все билеты задолго до премьеры. Но и вы меня поймите.
«1900» — новелла итальянца Алессандро Барикко, известная у нас своей экранизацией. По-итальянски эта вещь называется «Новоченто», режиссер Торнаторе переименовал ее в «Легенду о пианисте», в главной роли у него снялся Тим Рот. Речь там идет о гениальном пианисте, прикованном к месту своего рождения — пароходу. Он родился в первый год века, поэтому так и был назван: Тысяча Девятисотым. Только однажды Тысяча Девятисотый собрался сойти с корабля на землю, но так и не решился. Рассказ о пианисте ведет человек, когда-то игравший с ним джаз. Только рассказчик в один прекрасный день сошел с корабля, а пианист так и погиб вместе с ним.
Это, конечно, метафоры: искусство в образе корабля, новаторское, модернистское, вольное искусство, рождавшееся сто лет назад и сгоревшее к середине века, но, пока идет спектакль, об этом не думаешь. Художник Игорь Попов построил деревянный помост, углом врезающийся в авансцену, — это палуба корабля. Посреди нее стоит рояль, сзади примостилось джазовое трио. Меньшиков вскакивает на эту палубу и спрыгивает с нее, присаживаясь отдохнуть на кнехт. Он рассказывает о пианисте, играет самого пианиста, его приемного отца и другого пианиста — главного соперника Тысяча Девятисотого; Меньшиков ведет описания и говорит за разных героев разными голосами. Однажды нам кажется, что мы видим Меньшикова, уходящего по палубе вдаль, а в это время он как черт из табакерки выскакивает перед самым первым рядом. Однажды Меньшиков даже бьет чечетку — то есть публику всю дорогу ненавязчиво и даже элегантно развлекают. При этом чего-то все время не хватает. Меньшикову не хватает голоса, чтобы покрыть зал Театра Моссовета, и не всегда он твердо помнит текст. К середине Меньшиков вроде бы входит во вкус, по щекам его не однажды бежит слеза, но и тогда ему все время что-то мешает. На премьере он втыкает посреди монолога реплику кому-то в зал: «Хватит, а?»
Но чем ближе к концу, тем самозабвенней он играет. К финалу перестают слезиться его глаза, а в зале принимаются хлюпать носами. Женщины, принесшие ему свои бесчисленные букеты, к финалу замирают как вкопанные и перестают шуршать оберточной бумагой. В иные моменты — когда, например, Тысяча Девятисотый объясняет, что хотел сойти на берег не ради земли, а чтобы увидеть с обратной стороны море, — я даже понимала, что имел в виду Павел Каплевич.
Моноспектакль Олега Меньшикова, ярко раскрывающий сильные и слабые стороны актера. Если это Ваш первый спектакль с Меньшиковым, Вы удивитесь его харизме и умилитесь мелькающим ноткам Костика из «Покровских ворот». Впоследствии Вы узнаете: в театре Меньшиков всегда играет Костика.
Рассказ в форме монолога о чудо-пианисте, который родился на корабле "Вирджиния" и больше 30 лет жизни не сходил с трапа на землю, вышел на удивление энергичным. Меньшиков мастерски перевоплощается то в одного, то в другого персонажа этого байопика, сопровождаемый живым оркестром. Концовка навевает лукавые размышления о том, что это не просто рядовой бенефис в творческой карьере худрука имени Ермоловой. А с претензией на прощание человека, которому скоро 60 лет.