Cказка про Кеану Ривза посреди японской легенды
Япония XVIII столетия. Посреди густого леса местный феодал находит едва живого полукровку и несмотря на протесты самураев берет на содержание во дворец, где на того быстро кладет глаз хозяйская дочка. У подросшего героя (Кеану Ривз) обнаруживаются почти нечеловеческие боевые навыки, из-за чего окружающие и вовсе начинают подозревать в нем демоническое происхождение и относиться как к...
Показать полностью
Cказка про Кеану Ривза посреди японской легенды
Япония XVIII столетия. Посреди густого леса местный феодал находит едва живого полукровку и несмотря на протесты самураев берет на содержание во дворец, где на того быстро кладет глаз хозяйская дочка. У подросшего героя (Кеану Ривз) обнаруживаются почти нечеловеческие боевые навыки, из-за чего окружающие и вовсе начинают подозревать в нем демоническое происхождение и относиться как к крепостному. В результате козней вероломного соседа феодал вскоре будет вынужден совершить харакири, и оставшиеся без хозяина самураи поймут, что единственное орудие мести — это презираемый ими найденыш.
Реальный исторический инцидент с полусотней благородных самураев — своего рода японское «Слово о полку Игореве» — на родине слывет одной из главных легенд и экранизируется примерно раз год. Меж тем поставленных протеже Ридли Скотта Карлом Риншем «47 ронинов» при всем желании не перепутаешь с национальным кинематографом. Дело даже не в том, что здешние персонажи говорят на английском с японским акцентом (в нашем прокате, понятно, на чистом русском). В меру реалистичная легенда в фильме подается через скроенное по западным лекалам фэнтези-приключение: с духами, ведьмами, сказочной фауной и прочими фантастическими увеселениями, главное из которых — герой Кеану Ривза, специально придуманный авторами и активно тянущий одеяло на себя. Нельзя сказать, что диснеевский подход к чужой культуре идет фильму во вред — «47 ронинов» радуют ровно настолько, насколько в принципе может радовать не очень талантливая, но старательно смастеренная безделица. Самое интересное начинается там, где условный Голливуд все-таки сталкивается лбом с первоисточником. В краеугольных моментах против легенды не попрешь — и авторы то и дело вынуждены вбрасывать в повествование японское своеобразие, которое смотрится особенно дико посреди окружающего карнавала. Апогея это противоречие достигает в финале: каждый, у кого есть хотя бы базовые представления о предмете, предскажет его еще по синопсису, но все равно не поверит в него до самого конца.
Скрыть