Выставка

Марк Антокольский

Однажды Иван Сергеевич Тургенев и Петр Алексеевич Кропоткин зашли к скульптору Марку Матвеевичу Антокольскому, только закончившему статую Христа перед народом. Тургеневу непременно хотелось, чтобы Кропоткин посмотрел на статую сверху. «Ему нужно видеть, он революционер», — говорил Иван Сергеевич. И действительно, взобравшись на лестницу, Кропоткин увидел всю умственную мощь этого Христа и его презрение к толпе. «Когда я стоял пе­ред статуей, мне хотелось, чтобы он разорвал веревки и пошел разгонять палачей…» — писал мятежный князь, проецируя свои обычные желания (разорвать веревки и разогнать палачей) на произведение искусства: ситуацию суда над Христом он воспринял как исторический факт, но пережил как актуальное событие. Такова была психология историзма, которым были заражены в последней трети XIX века и революционеры, и цари, и художники. Вера в величие истории и исторических персонажей граничила со спиритизмом; дух истории смешивали с ее духами, которых одного за другим — Христа, Спинозу, Сократа, Нестора-летописца, Сенеку, Ермака, Мефистофеля (литературные персонажи тоже шли в дело) — вызывал к жизни Антокольский. К выставке в придачу к тем работам, что выставлены в постоянной экспозиции («Иван Грозный», «Не от мира сего» и «Христос»), из запасников извлекут еще около двух десятков. Но больших истуканов, которыми прославился мастер, тут будет не так много (достанут еще «Нестора» с «Петром») — и, как говорит хранитель отдела скульптуры Ирина Краснико­ва, устроить полноценную ретроспективу скульптуры сегодня фактически невозможно: крупные мраморные вещи музеи просто не выдают. Зато по тем работам, что Третьяковка достанет из закромов, можно будет проследить, из чего складывались образы Антокольского, главным методом которого было смешение конкретной достоверности жанровой сценки и обобщенного драматизма исторического момента. Еврей по рождению, он оттачивал характерность своих ­персонажей на портретах единоверцев. «Скупой» и «Еврей-портной» — знаменитые вещи из Русского музея, которых тут не будет. Зато впервые покажут го­рельеф «Нападение испанской инквизиции на евреев во время тайного празднования ими Пасхи» — вещь вполне в духе историцистской актуализации далекого прошлого: от сцены из шестнадцатого века можно провести линию к еврейским ­погромам конца века девятнадцатого.