Выставка

Лера Нибиру

Среди пустоголовой последней премии Кандинского (думалось, кому вообще тут можно вручать премию, никто не лучше остальных — и вообще никого нет; дайте ж хоть мысль, хоть намек дайте на мысль или на художественный образ — нет, вместо «произведения» все производили соображения да претензии на современность) на общем фоне шкафчик Леры Матвеевой-Нибиру, выклеенный изнутри рисуночками а-ля Пепперштейн, небольшой, в размер детских пережи­ваний, Лерин шкафчик — да, производил впечатление. Да, Пепперштейн. Прежде всего — в смысле узнаваемой манеры сюрреалистического линейно-тягучего рисунка; но еще и Пепперштейн в смысле сновидческого сюжета, кормящегося детскими переживаниями. С учетом, что все-таки девочка. С соответствующими — смыслообразующими — девиациями: Винни-Пух для Пепперштейна был что для Сталина Черчилль на Фултоновской конференции; для Леры это скорее союзник, хоть и проблемный, как для Трумена. Под Пепперштейна, рисовавшего в манере иллюстраторов советской фантастики, кто не рисовал? Что ж, теперь не любить советскую фантастику? Была работа художника, а не безвольная тупость и заигрывание с жюри методом «это остроактуально», «почти то же было недавно на Западе» и «я здесь стоял»; и, как ожидалось, единственное ­действительно художественное произведение среди номинантов в итоге не получило ни фига. Очевидная, формальная вторичность — «цэ ж Пэппэрштейн» — сыграла, видимо, против; Лера тогда говорит «ну да, он мой учитель»; зависимость от младоконцептуалистской психоделики демонстрирует, например, ­фотопроект Леры, когда она еще не занималась рисунком, — «Волшебная зима» в питерской Anna Nova была чистым подражанием раннему «Фенсо»; затем рисунок оказался — пепперштейновский. Теперь нынешняя инсталляция, где утопают в черном полу плюшевые зверюшки, потолки прорастают корнями, корни отбрасывают жутковатые тени на стены, а стены увешаны настырной психо­делической графикой («да, да, пусть Пепперштейн» — девочка топает ногами), и зритель погружается в сомнамбулический раствор, которому назначь объем что шкафчика, что полутора комнат галереи, что помещения головы одной взятой девочки — это будет ведь все равно.