Выставка

Удар кисти. «Новые художники» и некрореалисты. 1982–1991

По поводу давно ожидаемой выставки Русского музея готовно возник целый мини-фестивальчик: в Галерее Марины Гисич крутят фильмы Юфита и показывают его последнюю живопись и фотографию; Музей Новой академии изящных искусств добывает из частных собраний коллекционерскую графику «новых художников» — все, чтобы придать весу, подчеркнуть экстраординарность происходящего тем временем в Мраморном дворце. При этом едва ли, убери мы из программы собственно проект отдела новейших течений Русского музея, останется хотя бы намек на эту самую экстраординарность. Все покажется очень даже обычно, обыденно как-то даже: ну да, разумеется, у Гисич некрореализм, а «новые художники» в Музее Новой академии — и сердцу это говорит лишь то, что следующая выставка в Музее Новой академии будет, скорее всего, про Новую академию.

Обычно так у них там это чередуется. В этом смысле машина времени, сооруженная отделом новейших течений — показываем только 80-е годы, только начало и самый расцвет ленинградского нью-вейва, — это отличный способ свалить отсюда. Куда-нибудь подальше. Где еще слыхом не слыхивали термина «перформанс» — хотя только этим перформансом без продыху и занимаются. Где не знают еще и слова «граффити», и о Баскиа вряд ли слышали, но где дела­ют лихую — и совершенно е…нутую с точки зрения официального искусства живопись. И не подозревают, что остальной мир в этот момент делает примерно то же самое. И что все это, похоже, в итоге окажется последним независимым изобретением в истории отечественного искусства. Ничего с тех пор нового почему-то так и не случилось. Дальнейшее выглядит как история известного ленинградского персонажа, человека рассеянного, забравшегося в вагон и во­ображающего, что он куда-то там направляется. «А с платформы говорят…»

Сунешься из машины времени обратно в реал: ой, кто это? Это некрореа­листы, что ли, — постаревшие, обрюзгшие, обвисшие, носиться как угорелые нагишом по лесополосе уже неспособные, поэтому просто бухающие водку в чем мать родила? Оказывается, это группа «Новые тупые». Вслух всячески открещивающаяся от некрореалистических практик.

Покрутишь счетчик, пролистнешь десяток лет («он опять поспал немножко»), высунешься снова: ба, Шнуров картины пишет. Ну вылитый Цой. В смысле: тот же экспромтный концептуализм. Ребятам один раз поржать. А еще зачем? Непонятно. В смысле со Шнуровым непонятно.

Или вот: это что, может быть, дети «новых художников»? Очень похоже. Похуже, конечно, но что-то есть; однако нет, не дети. Более того, о «новых художниках», изобретших и отработавших этот вариант неоэкспрессионизма двадцать лет назад, группа хулиганствующего искусства «Протез» знать не знает. Ну теперь-то, наверное, знают — сколько им говорят об этом, что их фирменная импульсивная эмоциональность и припанкованная резкость на самом деле не их фирменная. А в ответ одно: ну и что? Те изобрели, а мы переизобрели; это не вторичность, а такая особенная наша индивидуальность… Именно что — протез. Фигня, продолжающая функционировать, когда настоящая рука, нога или там голова, скажем так, отошла от дел. Умерла, например. Ударилась в религию. Спилась. Или еще что-нибудь…

Чесслово, вот так и не вылазил бы наружу вообще!