Выставка

Федор Шехтель

Странное все-таки время было в начале XX века. Госпожа Дерожинская, владельца парочки, а может и больше свечных заводиков, выстроила себе уютное гнездышко рядом с пока еще только проектируемой станцией метро Парк культуры. Каким-то странным образом в ее старообрядческом сознании уютное гнездышко смогло ужиться с великосветским модерном и матерым стилизатором Шехтелем. Парадокс этот, экскурсовод, по русской привычке объяснила чувствами темными, буквально-таки завистью и даже символической пощечиной Рябушинскому, с которым она была в браке, но несчастном. И вот в пику ему она возводит этот странный небольшой замок (Шехтель строил знаменитый особняк Рябушинских на Никитских воротах), где Шехтель отдельно, а старообрядная боярыня отдельно. К слову, она еще пару раз после Рябушинского выходила замуж. Судьба ее после революции неизвестна. Магическим образом даже фотографии ее не осталось, только дом. Да и ее ли?

Дом этот удивительно гармоничен. Кажется, будто сам он дышит пространством, окнами, даже разной высотой потолков, которые с одной стороны маскируют второй этаж, а с другой задают какую-то особую динамику этой анфилады комнат, завернутой в круг. Легкие изогнутые решетки не в силах удержать пространство, своей вычурной формой они подсказывают, что пространство движется, расширяется, ломает пытающиеся удержать его стены и границы. Много дерева, панелей на стенах, мощных рам дверей. В тоже время детали не мельтешат, а подчеркивают строгость и изысканность стиля.

Поражает основной зал с огромным, совершенно непредсказуемым для купчихи огромным провалом окна, которое будто основной вход в дом. Это величественный проход, под стать какому-то романтическому великану-герою, который еще раз воскреснет в дремах советских архитекторов, возводивших такие же грандиозные арки где-нибудь на ВДНХ. Только там эти проходы лишь пропускают пустоту в пустоту, здесь же напротив окна буквально прорастает мощный камин. По бокам его мраморные мужчина и женщина, застигнутые странной задумчивой гармонией. Разъединенные, они печальны, будто вошли в дом и заснули в зачарованном лесу. Они лишены сексуальности и вообще некого животворящего начала, над ними, как символ их сна прорастает деревянный стилизованный лес. Из окна-проема ты будто шагаешь в укромную пещеру. Затейливые светильники на потолке завораживают и зачаровывают как огоньки, которые возникают на болотах и которые по поверью сводят путника с верной дороги в трясину леса.

Посредине дома мощный проем лестницы, вокруг которого и закручена спираль всего дома-раковины. Центральное положение лестницы подчеркивается столбом в ее основании, который благодаря решкам по бокам похож на магический компас, и световым куполом, к которому кажется и восходит лестница. Лестницы эта совсем не так парадна, как у Рябушинских, она есть тайная пружина дома, непредназначенная для чужих глаз. В этих деревянных легких перилах, закрученных на второй этаж, с стилизованными наклоненными цветами, чувствуется напряжение и динамика.

Двойником этой лестницы служит соседняя другая, еще более спрятанная и таинственная, витая железная лестница прислуги в столовой. Как штопор ввинчена она в основание, еще раз закручивая пространство дома, только теперь не по горизонтали, а по вертикали. Витая лестница встретится нам еще раз – в прекрасном кабинете хозяйки, где она ведет на полу-этаж библиотеки. Ограда этого этажа представляет, вполне предсказуемо в стилистике дома, стилизованные кроны. А может быть и облака и тогда здесь слышится тот же мотив, что в центральной лестнице, восходящей к световому фонарю, т.е. к небу.

Игра с направлениями пространства продолжается в столовой, где огромное панорамное итальянское окно будто положено на бок. Через него в комнату врывается солнце. Здесь Шехтель выворачивает дом наизнанку, создает зазеркалье. Сидящие в столовой, благодаря странной разверстке окна, будто повернуты на 90 градусов к обычному расположению. Они одновременно и внутри дома и благодаря такому широкому окну и вне дома, на природе. Гигантские окна, что в холе, что в столовой подталкивают к тому, чтобы всмотреться наружу, попытаться рассмотреть мир. Однако модерн есть модерн. Взгляд на мир через окно должен пройти через красивую раму и изящную отделку самих внутристекольных перемычек. Окружающий мир так смотрится конечно намного приятнее.

Дом этот – игра стихий. В нем слышится желание видеть, открыть глаза навстречу миру, и в тоже время его центральный образ – это именно отвернувшиеся друг от друга женщина и мужчина, разъединенные начала, которые уже не совместишь. Этот дом не мог быть семейно уютен именно потому, что архитектор уже не слышал клиента, а вел совершенно свой диалог с миром, почти как в какой-нибудь пьесе Чехова. Здесь уже чувствуется холодноватое дыхание конструктивизма, который строил дома, не желая учитывая интересы людей, а наоборот думая формировать их.

Стоит рекомендовать приходить в такие особняки просто подумать, постоять у окна. Пространство здесь сконструировано совсем по-другому, нежели чем в современных многоквартирных домах, одна из основных социальных функций которых – скорее подавить индивидуальное начало, чем развить его. В этом особняке организовано так много пространства вокруг тебя и так много внешнего мира врывается в него, что ты ощущаешь себя совершенно по-другому и думаешь по-другому.