Выставка

Владимир Боровиковский

Тут читатель воскликнет:

— Боровиковский, как же! «Но красоту ее Боровиковский спас», да?

Ничего подобного. Спас, да не про нас. Про красоту ни-ни. Главный смысл появления Боровиковского в Русском музее — что это не тот Боровиковский. Русский музей про другое. Другой Боровиковский, вот было бы достойное название. Мысль была бы отражена.

Надысь выставка Боровиковского прошла в Третьяковке — кстати, первая у Боровиковского персональная, двести пятьдесят лет отмечали художнику; кто не побывал, так теперь ему волосы на себе рвать. Потому что при его жизни фиг такое больше случится. Много чего было собрано — типа Боровиковский из Лувра, а? — про Киев, Минск и пр. даже говорить ­не­чего; короче, работа колоссальная; и на сайте «Афиши» уважаемые читатели стали оставлять отзывы. Ну вы себя знаете, уважаемые читатели. «Кривые морды», «сделано как по шаблону» — будто в зеркало пересмотрелись. Уже поэтому стоит уважать инициативу Русского музея, который Боровиковского по обыкновению делает по-своему. Как раз в этом году двести пятьдесят два. Но, как в анекдоте, кто ж вам считает? Чтобы не ударить в грязь лицом — не будет лиц! Боровиковский-портретист, портрет Лопухиной и пр., — это вам в Москву надо было. Уважаемые москвичи, давайте теперь к нам! Не будет ни кривых морд, ни этих вот действительно шаблонных, будто картонных фонов из ателье, которые Владимир Лукич фигачил с завзятостью малороссийского уездного фотографа.

Русский музей представляет религиозного Боровиковского. Автора иконостасов Казанского собора и Троицкой церкви на Смоленском кладбище. Который когда в Петербург из Миргорода переезжал и потом сколько времени зря тратил, рисуя туманных барышень, — это он специально зря время тратил. Сам-то был, конечно, религиозный живописец. Про светского Боровиковского еще иногда спорят, как сделана эта плавкая живопись — Боровиковский был левша, так что давайте называть эту живопись «сделанная одной левой», — с религиоз­ным Боровиковским такой мысли ни за что не возникнет. Мы не очень знаем, что за религию исповедовал Владимир Лукич, но его иконостасы — поскольку портрет Лопухиной Третьяковка все равно бы не отпустила — иконостасы Боровиковского мы (в смысле, Русский музей) неукоснительно предъявим. Религиозный Боровиковский. Боже, царя храни. Храни подальше.

Потому что Владимир Лукич (или все-таки Лукьяныч, это два разных имени) занимался в жизни такими разными вещами, что к официальной церкви отношение не особенно имеют. Уже потому про религиозного Боровиковского что-нибудь сказать надо аккуратнейше. Все известные первоисточники, письма и дневники, украл племянник Боровиковского — не все ­украл, но что смог, у укравших перед тем весь архив Боровиковского упырей секты Татариновой. Теперь можно представить степень достоверности любого там документа. Боровиковский всю карьеру строил около масонов львовско-державинского кружка, именно там из него человека сделали, ой как быстро делали людей: высококачественным художником он из потомственного дилетанта-богомаза стал за два-три года, будучи в возрасте притом на четвертом десятке. А как поумирали учителя, так и началось личное сектантское мракобесие. Генеральнейшее звено в академической истории русского искусства — Левицкий–Боровиковский–Венецианов–Зарянко– Чистяков и так далее — на поверку оказывается непонятно где. Масса как будто бы сведений — «малороссийский дворянин», «нет, не дворянин, а потомственный казак, только произведен был в дворяне», «сами вы дурак, поскольку еще отец его был дворянин, а сын просто для благозвучности — как есть все малороссияне поляцкая шляхта, вот как грузинские князья, куда ни плюнь, — в Петербурге он и переделал фамилию в Боровиковского эт цетера». Сохранились его иконы еще до… до… до всего, еще миргородские; они убожеством действительно могут напомнить его позднюю церковную живопись. Но что они сообщат про религиозного Боровиковского?

Там, очевидно, должен быть еще и третий. Один, который «красоту спас», другой религиозный — такой или не такой, как его в Русском музее покажут, но все-таки религиозный, а третий — это автор своего дневника из кусков, оставлявший, например, после татариновских радений и камланий такое вот: «Ввечеру напился в облегчение совести, что надобно быть в Михайловском (замке, разумеется, там тогда проживала и все такое Е.Татаринова. — Прим. ред.). После обедни пришел в Михайловский, ожидал слышать здесь Слово. …Ни одного не усматриваю, которому хотел бы подражать».

Боровиковский Боровиковского не находил, куда нам, если честно!