Выставка

«Менипп» и «Эзоп» Веласкеса из Музея Прадо

Сравните размеры: очевидно, что подразумевался один интерьер. А именно — облюбованный и отстроенный королем охотничий домик Торре де ла Парада, где ответственный за живописное убранство Веласкес раздавал заказы на картины. Работали чуть не все известные испанские живописцы, а главное — Рубенс с мастерской, зазвавший сюда также Йорданса и Снейдерса (один помогал ему с циклом мифологических сцен по Овидию, второй рисовал натюрморты). Что касается ответственного распорядителя, тот изготовил три парадных конных портрета, вполне традиционных, а остальное время посвятил начатой серии с шутами и карликами — самые сильные вещи из этой серии впереди — и написал очень похожих на них «Эзопа», «Мениппа», а также «Марса», который в Эрмитаж не приехал, — той же высоты, тоже представляющий по сути элементарную работу с натурщиком, почему его часто определяют вместе с первыми двумя как триптих. Только триптих про что?

Высота картин точь-в-точь как у двух более ранних философов Рубенса, тоже из Прадо, — у «Демокрита» и «Гераклита». Но с этими последними понятно. Эта парочка антиподов пользовалась постоянной популярностью благодаря своей эмблематичности — «смеющийся философ» и «плачущий философ», оба вместе, символизировали своими эмоциями плоды познания, это с одной стороны, а с другой — как бы предупреждали: как ни умничай, а все равно получается смех сквозь слезы, — то есть чтобы еще и как-то заказчика, обычно человека занятого, отнюдь не философа, а жесткого эмпирика, успокаивать на счет его интеллектуальной состоятельности. «Менипп» и «Эзоп» на этом фоне по-школьному дидактичной премудрости выглядят загадкой. Даже если счесть это неким пируэтом духа барокко, ищущего парадоксов — красоты в грязище, выразительности рубища, впечатления от грубости и бога если не из машины, то в облике заурядного головореза, — но все равно непонятно, что это за нищета философии. Почему, кстати, Менипп и Эзоп, не говоря уж про то, что в «Мениппе» мениппового, что в «Эзопе» эзопового? Ну хорошо, Менипп — он среди античных мудрецов определялся как «серьезно-смешной», то есть как раз посредине между Рубенсами получается. Но непонятен и странен играющий его роль старик с пластикой свихнувшегося бывшего актера — не то горделиво кутающийся в плащ, не то прячущий под ним что-то, только что стянутое украдкой из дальнего угла лавки, — он не похож на единственное известное описание Мениппа у Диогена Лаэрция: «Важности в нем не было нимало». Хотя, с другой стороны, именно такой старый пройдоха, пожалуй, мог бы не заплатить Харону на переправе — этот сюжет уже из Лукиана.

…Странен и приземистый урод с вывороченными скулами и широкой грудной клеткой горбуна — неописуемо в нем как бы неприметное, тем не менее ясное и уверенное чувство спокойного превосходства, излучаемое всей его несуразной фигурой и вникающим взглядом умных, всепонимающих глаз, таких неуместных в этом, хм, антураже. Среди веласкесовских глаз, которыми только и обращают на себя внимание зрителя его герои, — глаза Эзопа запоминаются сильнее даже недоброго косого взгляда знаменитого портрета папы Иннокентия.