Живопись |
Русский музей одновременно открывает выставки двух, наверное, самых известных после Лисицкого малевичевских учеников, Николая Суетина и Веры Ермолаевой. Они когда-то вместе начинали в Витебске; потом перебрались в Ленинград. Ермолаева, дружившая с Лебедевым, известна больше своими иллюстраторскими делами — «Еж» и «Чиж», детские книги Хармса, Введенского и Шварца; на том и погорела. Сперва оказалась в ссылке по делу об убийстве Кирова, через три года ее расстреляли. Суетин хоть и работал с так называемым агитационным фарфором — то есть на очень вредном производстве, был удачливее и умер своей смертью; впрочем, прожил ненамного дольше.
Николай Суетин многогранен, но это грани единого проекта. Проекта, конечно, не завершенного, да и возможно ли свершиться утопии. Но Суетин был в авангарде ее воплощения, искренне веря в наделение искусства реальной властью над обществом и скорое слияние жизни с искусством. Добиться этого, по его мнению, можно было только путем разрыва со старым буржуазным искусством. Имя этому разрыву - супрематизм. Революционный супрематический дизайн был призван художником в помощь революции политической для создания нового человека – свободного пролетария. Знаменитый фарфор - "половинчатые" чашки и вазы-суетоны, эскизы мебели для жилища рабочего, гробы-архитектоны и много чего еще – все это не что иное, как означаемые новой чувственности, искусство, пришедшее в каждый дом. Но в то же время супрематизмом Суетин не ограничивался. Он жаждал «ощущения импульса своего человеческого мяса» и хотел быть «на земле и с мощью ея», а супрематизм был далек от земли. И тогда, как и его учитель Малевич, Суетин брал и писал эту самую землю: поля, снопы, крестьяне и дирижабли, нарисованные углем на белых листах – это плоть и кровь родовой субстанции, большого тела, частью которого художнику так хотелось быть.