Выставка

Марио Джакомелли

Год назад Московский дом фотографии уже показывал работы Марио Джакомелли в рамках выставки «Итальянская фотография 1930–1970 годов». Во вступительной статье кураторы объясняли, что в 30-х итальянские фотографы разделились на два лагеря: проправительственный и оппозиционный. Серия Джакомелли «Нет у меня рук, которые ласкали бы мое лицо» — черные точеные фигурки молодых семинаристов, рассыпанные по белому снежному фону, — тут же опровергала эту теорию: фотограф был слишком нелюдим, чтобы принадлежать к какому-либо лагерю. Как пел Лучио Баттисти, «il mio canto libero» — вот это про Джакомелли и его отношение к миру.

Итальянский фотограф вырос в бедной семье, в 13 лет отправился работать на типографию, на кровно заработанные купил себе первую камеру. Дальше хотелось бы описать героически-романтические подробности биографии: как он выбирался из нищеты, как пережил эпоху Муссолини, как ломал стереотипы, как оставался непонятым современниками, а потом в одночасье добился успеха и умер (ну или наоборот — умер и уже после этого добился успеха). Но ничего такого не было. Все началось с того, что молодой фотограф снимал собственную семью: сажал всех в ряд и просил не шевелиться. Потом понял, что реальность — это больше, чем застывшие улыбки, и отправился в деревушку Сканно снимать черные силуэты уставших людей. Следом, вдохновившись стихотворением Чезаре Павезе «Смерть придет, и у нее будут твои глаза», начал фотографировать приюты, дома престарелых, больницы, семинарии. Больше всего он любил снимать людей, хотя сам был нелюдим. Фотографии у него выходили невероятно красивыми — не то офортами, не то акватинтами, очень отстраненными и глубоко личными. Есть в них что-то от метафизики де Кирико и романтизма Джакомо Леопарди. От предельно конкретных портретов фотограф в конце жизни пришел к таинственным светотеневым панорамам, где не разобрать, какая тень чему принадлежит и какой луч света откуда. Джакомелли говорил, что фотографии для него «как дыхание — кто может сказать, что один вдох важнее другого? Они просто следуют друг за другом до самого конца». Тем не менее самыми удачными считаются две серии: «Сканно» и уже упомянутые семинаристы. Деревушку Сканно помимо Джакомелли облюбовал основатель агентства Magnum француз Картье-Брессон, что, видимо, и повысило популярность снимков итальянца. Чем вызвана любовь к священнослужителям, исполняющим таинственный танец снежинок, сказать сложно — так или иначе, практически ни одна выставка Джакомелли не обходится без этих фотографий. Одно время их даже печатали на кофейных чашках, что автора вряд ли обрадовало бы. Привезли эти серии и теперь вместе с «Историей земли», «Ожиданием в приемной» и сюрреалистическими серебряными отпечатками по мотивам канцоны Джакомо Леопарди «К Сильвии».