Выставка

Дмитрий Шорин

В Москве его называют питерским, в Петербурге, кажется, воспринимают уже как московского — на деле ни то ни другое. Или и то и другое, и вообще: Дмитрий Шорин — человек мира. Другими словами, хоть куда. Шорин предлагает публике универсальные образы желания: телки, тачки, икра, но прежде всего телки, — такому будут рады в любом уголке мира. Поэтому и в Лондоне Шорина на Sotheby’s продают, и в Перми Шорин нарасхват, с той только разницей, что на Sotheby’s оригиналы с эстимейтом в районе 10 тысяч фунтов, а в Перми репродукции по стартовой цене 600 рэ. До репродукций дошло! Много вспомним современных художников, у которых пользуются спросом репродукции? А хорошо, что хоть так, а то у пермяков, смотри-ка, уже на оригинального Шорина и денег не хватает. Определенно, Шорин, что называется, пошел. Далеко ли зайдет? Не так давно все было ни шатко ни валко, но вот пять лет назад Шориным занялась московская галерея Fine Art — и понадобилась буквально пара сезонов, чтобы превратить его в преуспевающего живописца. Сейчас в Русском музее у Шорина практически ретроспектива, что с учетом относительной молодости автора — событие прямо беспрецедентное. «Практически ретроспектива» — потому что раннего Шорина, до конца 90-х, там почти нет. С другой стороны, вопрос, нужен ли он, этот ранний Шорин и что бы он нам смог объяснить, пока Шорин зрелый несется на всех парах в будущее — и перспективы маячат соблазнительные, словно мир на его картинах. Вернувшаяся в начале 2000-х мода на живопись обеспечивает работящего живописца клиентурой; его грубовато-прямолинейный и фамильярно-экспрессивный напористый стиль — будь то в речи или в поведении, но главным образом в живописи, в изобретаемых им сюжетах, в том, как уверенно на все это покупается клиент, пока думает, что покупает Шорина, — все это выглядит, как и должно, очень располагающе. (Хотя взятая вот так, в сумме, напористость слегка зашкаливает.) Затейливые, почти сюрреалистические ситуации в его картинах, бывает, полны иронии по поводу собственного содержания — но сам автор в отношении того, что делает, иронии лишен. Он, кажется, циник, как это случается среди тертых профессионалов, но не ироник точно. Этим, кстати, его искусство и отличается от деятельности дуэта Александра Виноградова и Владимира Дубосарского, с которыми Шорина часто сравнивают на том основании, что у Шорина — размашистая живопись и у тех тоже. Шорин занимается реализацией фантазмов, и Виноградов–Дубосарский вроде тоже. Но не берется в учет крайне критичное отношение живописи московского дуэта к реальности, окружающей эту броскую живопись; у них в последние годы то в космосе дело происходит, то под водой, только бы не среди нас. А вот Шорину, и это видно, здесь очень и очень неплохо.