Выставка

Владимир Янкилевский

Шестиметровое полотно, испещренное ломаными линиями, мелкими деталями: идешь вдоль него и ищешь, за что бы зацепиться глазом. В смысле зацепляемости — это как звездная карта. А отойти подальше — все на своих местах. Вот дверь, силуэт человека или шкаф — мир, помещенный в коробку.

Янкилевский уже на московской манежной выставке 1962 года был заклеймен Хрущевым как авангардист — прочие термины Хрущева упоминать не станем, они непрофессиональны. Кроме того что неточны. Совсем юный Янкилевский тогда уже успел превратиться из «абстракциста» в самопального сюрреалиста, перейдя от какой-нибудь «Атомной станции» к фигуративным формам: отсюда явились ногоруки, задницеголовы и носочлены из серии «Мутанты», техно-анатомически-смутные детали из «Триптихов» и «Моделей художника». Справедливости ради заметим, что весь этот праздник сюра не доводится художником до абсурда. Если повнимательней приглядеться, преодолеть специфичную янкилевскую незацепляемость, в его полотнах обнаруживаются классические сочетания света и цвета, наличие перспективы и линии горизонта, четко обозначенной, например, в шкафу. В конце концов, произведения Янкилевского, наполненные на первый взгляд неизложимой смурью, легко раскладываются по канонам искусствоведческой библии Виппера «Введение в историческое изучение искусства»: если сделать отдельно на листочке анализ выразительных средств и приемов, то читатель, не видя работы, мог бы подумать, что речь идет о классике. Или даже архаике.

Авангардно-классическая манера — не единственный момент авторского почерка; визитной карточкой Янкилевского остаются темы, обозначенные или прямо захваченные им — страшно сказать! — лет пятьдесят назад. Как назвал Янкилевский свою недавнюю выставку в Москве — «Момент вечности». Или же пятьдесят лет работы. Ретроспектива включает графические циклы, сюрреалистически-скабрезные, — и фигуративные работы, когда Янкилевский, будто устав от ковыряния в подсознательном, взялся за самую что ни на есть реальность — и стал делать обманки. Человеческие манекены, спрятанные в коробках-гробах-шкафах. Появились янкилевские триптихи — из желания впихнуть в одно произведение, в одну рамку, пусть и поделенную натрое, целую вселенную и ничего при этом не упустить. И получилась такая трехчастная модель, с мужским и женским началом, с космосом и микрокосмосом, с реальными, почти реальными, осязаемыми героями и существующим параллельно с ними иллюзорным, вымышленным, геометрически прочерченным и оттого только более сюрреалистическим пространством вокруг.