У Оскара Рабина, как и у его современников Ильи Кабакова и Эрика Булатова, схожая биография — все они были важными фигурами в советской нонконформистской среде, пережили эмиграцию, а сейчас входят в десятку самых дорогих российских художников из ныне живущих, и, в общем, именно они создают представление о русском искусстве сегодня. Рабин был организатором одного из первых центров неофициальной культурной жизни в Москве — с конца 1950-х в течение почти семи лет в его бараке в Лианозово собирались все местное художественное комьюнити. Он же принимал активное участие в «бульдозерной выставке». В 1978 году он был вынужден уехать в Париж, но эмиграция из советского культурного пространства во французское никак не сказалась на его манере письма: густая живопись в грязно-коричневой гамме, мрачные пейзажи с покосившимися домами, натюрморты с водкой и селедкой. Плюс приметы времени, будь то обрывки газеты «Правда» пятидесятилетней давности или водка «Абсолют». В «Эрарте» покажут только новые работы Рабина, написанные художником за последние десять лет, — но и здесь мало что изменилось: Рабин пишет то, что его окружает, и Москву, какой он ее помнит.
Видео, Живопись |
Иногда сознание находит странные параллели и сопоставления. Вот и сейчас, глядя на работы Оскара Рабина, мне вспомнился фильм Кин-Дза-Дза. И там на Плюке, и тут на картинах сплошь безысходность и беспросветность. Но есть существенное различие. В фильме Данелия любит своих персонажей, прощает им их недостатки, пороки и грешки. (Эта любовь и прощение проходит связующей нитью через всё творчество Данелия) А в картинах Рабина ни любви, ни прощения нет. Фига в кармане есть, горькая обида есть, сарказм есть, а любви я не вижу.
Генеалогию этого мрака душевного проследить легко: небогатое житьё-бытьё, творческие поиски, неприятие соцреализма, конфликт с советской идеологией, взаимное отрицание и далее ...так и хочется процитировать Жванецкого: "золото, суд, Сибирь", но в данном случае последовала всего лишь эмиграция.
Эмиграция, однако, мрака не рассеяла. Творчество, построенное на протесте и отрицании, уже не могло стать иным. Художник сформировался, а вместе с ним сформировался и ремесленник - да-да, живопись - это не только изящное искусство, но и банальное ремесло, средство к заработку. Художник, возможно, и должен быть голодным, но кушать-то хочется всегда. А такое мрачное творчество Рабина нашло на западе своих ценителей, а главное своих покупателей. Этому способствовал не только общий сдвиг в художественных предпочтениях, постигший нас в XX веке, но также и, в данном конкретном случае, внутренний антисоветский пафос произведений, что в годы холодной войны было единственно возможным способом самовыражения для эмигранта из Советского Союза. И мрак только сгустился. Пусть он теперь и писал Сену или вокзал Пер-Лашез, а не Москву-реку или Лианозово. Ему подарили Париж, но он всё равно остался в бараке Лианозова.
Речь идет даже не о мрачности сюжетов, не о барачном рефрене пейзажей-натюрмортов или грязной серо-буро-коричневой цветовой гамме полотен. Дело не в этом. Работы Босха тоже не назовёшь радостными, но у Босха есть любовь, пусть не к персонажам, а к Богу. У Рабина любви нет. Ни к изображаемому, ни к Богу, ни к черту, ни к себе. Нет любви.
Но ведь сказано: "Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я - медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви,- то я ничто."
Хотя Рабин может этого и не знать...
Всё-таки странные параллели и сопоставления иногда находит сознание.
P.S. Отмечу ещё то, что фильм о жизни и судьбе Рабина, демонстрируемый на выставке, привлёкает внимание даже больше, чем сами полотна.