Что пишут критики про «Войну Анны», «Братство», «Отель Мумбаи: Противостояние» и «На Париж»

«Война Анны»

Евгений Ткачёв, «Афиша»:

«Алексей Федорченко («Овсянки», «Ангелы революции») давно хотел поставить экранизацию «Малыша» братьев Стругацких — но в итоге вместо «Космического Маугли» снял «Войну Анны»: клаустрофобическое, будоражащее и виртуозное кино про человеческого детеныша, заброшенного в фашистские джунгли. Весь фильм (очень компактный и по локациям, и по хронометражу) — это набор хоррор-сцен, сделанных на стыке отталкивающего натурализма и карнавального сюрреализма. Анна ищет еду, но находит главным образом крыс и дружит с кошкой (что дает повод подумать, что у нее, как и у кошки, девять жизней), но в иные моменты девочка оказывается в волшебном сказочном пространстве, как будто бы позаимствованном из «Лабиринта Фавна». Камера Алишера Хамидходжаева вместе с Анной опасливо блуждает по границе этих разных миров, а мы вместе с главной героиней переживаем невероятный экспириенс — опыт, который делает нас немного другими».

Антон Долин, «Медуза»:

«В «Войне Анны» всего одна героиня и почти совсем нет слов (собственно, имя героини мы узнаем только из заголовка, больше оно нигде не фигурирует). Имя, разумеется, не случайное. Шестилетняя девочка — наша Анна Франк: случайно выжив после расстрела местных евреев, теперь она прячется в каминной трубе комендатуры в оккупированной украинской деревне, в самом начале Великой Отечественной.

В то же время она та самая Аня в Стране Чудес, в которую переводчик Владимир Набоков превратил кэрролловскую Алису.

Ночью, когда из комендатуры — бывшей школы — уходят люди, она в одиночестве блуждает по зачарованному царству. Кладовки превращаются в хранилища сокровищ, ключи от сундуков спрятаны в ее воображении, а единственную надежду на будущее дает фантазия, позволяющая выживать там, где выживание исключено. Вместо белого кролика у нее — противные крысы, но и те могут привести ее в интересные места. Зато есть кошка, как у Алисы».

Алексей Филиппов, ТАСС:

«Несмотря на оставшийся за кадром расстрел, для Анны все происходящее — это такая игра. В этом смысле ближайшим аналогом фильма Федорченко внезапно оказываются видеоигры в популярном жанре "симулятор ходьбы", где игровой процесс сфокусирован на изучении окружающего пространства и получении информации о сюжете через записки, дневники, аудиокассеты или видеозаписи.

"Война Анны" частично снята как бы от первого лица, и постоянные затемнения, которыми на монтаже Федорченко отделил друг от друга дни и ночи, параллель лишь усиливают.

В кино этот прием уже почти не используют, зато в играх — довольно часто, например, для того, чтобы показать, что герой заснул. Анна тоже находится в своеобразном "симуляторе ходьбы", открывая для себя взрослый мир военного времени».

«Братство»

Денис Виленкин, «Афиша-Daily»:

«Фильм пусть и является неким режиссерским обнулением, но изобразительный груз так никуда и не делся: Лунгину не достает чувства меры в эстетических категориях. Позднемихалковский кораблик, который русский военнопленный подарит афганскому мальчику, в кадре соседствует с надрывным голосом Егора Летова.

Иной постановщик обойдет, не оцарапает хрупкое нутро с виду жилистой картины пронзительно мощным летовским вокалом и мантрическим посылом.

К примеру, Борис Хлебников, убравший «Долгую счастливую жизнь» с титров и элегантно оставивший только в названии. Лунгин, желая сделать фильм громче и объемнее, почему-то работает по принципу «танки грязи не боятся» и идет во все тяжкие, показывая вдруг совсем неаккуратные расписные факи всем любовно вытекающим из фильма интеллигентским референсам, от тех же «Морпехов» до «Ноги» Никиты Тягунова и даже фильмов Нури Бильге Джейлана».

Егор Беликов, «Искусство кино»:

«Фильм выходит в прокат, предусмотрительно задержавшись на день: должен был быть 9 мая (не чтоб примазаться к дню не той победы не в той войне, а чтобы зацепить еще один выходной), а выходит 10-го. Эффект вынужденного путешествия во времени заметен и в самой картине: это кино отчаянно олдскульное, если не сказать старперское; сознательно стилизованное под перестроечное; снято на узнаваемую с болезненной любовью пленку Kodak; отчетливо устарело, совсем не в духе времени.

Это подчеркнуто мужской фильм (у единственной героини в фильме секунд дай бог 15 экранного времени в одной трагикомической зарисовке), попробуйте-ка сегодня такое допустить в большом коммерческом проекте.

Это солдатские анекдоты, рассказанные вовсе без бравирования, даже больше — недоговоренные: сюжет в разумный момент прерывается долгожданной эвакуацией на родину».

Мария Токмашева, kino-teatr.ru:

«Братство» – это не история одной войны, одной жизни или одних переговоров. Это судьбы множества героев, запечатленные на пленку (именно на нее, а не на цифру снимался фильм) в формате хроники.

Операторской группе во главе с Игорем Гринякиным удалось достигнуть просто сумасшедшего эффекта погружения.

А Павлу Лунгину вместе с сыном – сценаристом и режиссером Александром Лунгиным – какого-то чудовищного реализма. Здесь нет кровавых подробностей, но есть уже забытая для российского военного кино правда жизни, не затянутая до лоска компьютерной графикой, не отягощенная медийными лицами с правильным «грязноватым» гримом, не выдавливающая слезу мелодичным саундтреком. Здесь, напротив, в одной из лучших сцен картины, звучит то самое «Все идет по плану» Егора Летова, а на титрах – его же «Солдатами не рождаются, солдатами умирают».

«Отель Мумбаи: Противостояние»

Пётр Волошин, «Киноафиша»:

«Снимать кино о такой трагедии трудно, поскольку очень тяжело не скатиться в ненужную патетику и манипуляцию зрителем. История сама по себе крайне драматична, поэтому не требует особых художественных приёмов, чтобы её рассказать. Создатели фильма (для режиссёра Энтони Мараса это первый полный метр) пошли по правильному пути, выбрав если не документальный, то хроникёрский тон повествования.

Камера хладнокровно наблюдает за несколькими параллельными историями, происходящими в разных частях отеля. В каждой из них люди пытаются выжить и, к сожалению, никто не застрахован от смерти.

Фильм методично следует за попытками героев сохранить жизни и в этих сценах нет особых перегибов, попыток искусственно усилить и так большое напряжение (кроме, пожалуй, факта, что в художественном мире фильма нет сосок и заглушить плачущего ребёнка в нём невозможно, но это пустяки)».

Ефим Гугнин, film.ru:

«Отель Мумбаи» жесток и беспринципен: в лучшие моменты он напоминает открывающую сцену спилберговского «Мюнхена», разве что растянутую на весь фильм. Отсчёт погибших Марас ведёт с почти эксплуатационной хладнокровностью, не пытаясь отвернуться от вида крови и оставить убийства за кадром. За это некоторые западные критики уже успели режиссёра пожурить: мол, неэтично и неправильно превращать горе тысяч людей в макабрический аттракцион.

Вот только едва ли жестокость «Отеля Мумбаи» можно назвать хоть сколько-нибудь развлекательной: её циничность и холодный расчёт скорее устрашают и отталкивают.

Фильм не смакует насилие и не устраивает из теракта фейерверк кишок и крови — каждый точный выстрел здесь как болезненный укол, напоминание, что зло всё ещё здесь, рядом, его не смягчить киношным пафосом и горькими голливудскими слезами».

«На Париж»

Денис Рузаев, «Лента»:

«Легкость истории и интонации в «На Париж» при всем этом не оборачивается совсем уж наивной легкомысленностью — фильм Саркисова в кульминационный момент готовит резкую смену тона: ее проводником здесь станет вторжение в сюжет заслуженного артиста Маковецкого в кителе с синими погонами офицера НКВД. Не стоит, впрочем, ждать от режиссера Саркисова однозначности и интереса к идеологическим высказываниям: как обходился его фильм без ура-патриотизма, так и не опускается он и до уровня проклятий в адрес карателей из контрразведки. Этой свободе в обращении с тяжелыми, до сих пор остающимися больными вопросами (как и свободе формальной — мало какой русский режиссер решился бы ввести в фильм такие параджановские по гротеску эпизоды снов персонажей), могли бы поучиться у дебютанта многие куда более опытные отечественные кинематографисты».

Константин Журалев, «Газета»:

«В какой-то момент «На Париж» начинает удивлять расстановкой акцентов — тогда окончательно становится понятно, что это явно не то военно-патриотическое кино, которое мы привыкли видеть 9 мая на больших экранах. Разбитые немцы здесь подчеркнуто карикатурны, — будь то подвернувшийся Воронину нацистский генерал на «мерседесе» или дрожащий как осиновый лист герой Даниила Вахрушева. «Свои» же порой особенно суровы и, невзирая на недавнюю победу, готовы обрушить всю тяжесть закона на героев, отправившихся в самоволку, — а те, в общем-то, хотели просто посмотреть на «Мону Лизу».