Спектакль

На дне

В темноте детский голосок выводит хрестоматийное «Солнце всходит и заходит, а в тюрьме моей темно», после чего раздается разноголосый смех — заливистый, лающий, как будто напала истерика на школьников в зрительном зале. Но загорается свет, и оказывается, что нос к носу с первым рядом хохочут актеры. Каких только надрывов и истерик не находили в пьесе за сто лет ее существования, каким натурализмом не пугали зрителей, а тут на тебе — «теплый» Горький. Героям в спектакле Владимира Портнова совсем не страшно в ночлежке: это не стая, а почти семья, где с удовольствием одолжат пятак и его же вместе пропьют. На всех аккуратно пошитые обноски, а костюмы получше (художник Наталья Воинова) чуть стилизованы под начало века: молочно-белая блуза с мелкими пуговками, ночная рубашка в оборках, кружево, которое хочется долго разглядывать. В этом ладно скроенном и приятном во всех отношениях спектакле декадентские бездны запрятаны так глубоко, будто и нет их вовсе, а есть только уютный, хоть и нищий быт.

Персонажи сыграны очень узнаваемо, но современность характеров — это тоже стилизация, а не соц-арт. Васька Пепел (Сергей Чудаков) — простой русский парень с ежиком светлых волос. У него речь и ухватки блатного, бывалого, но не по мокрому делу. Слесарь Клещ (Виктор Яцук) — обозленный работяга, из тех, кто скандалит в электричках по дороге на дачу; только у этого дачи нет. Главные антагонисты Лука и Сатин здесь и не противопоставлены вовсе. Сатину (Александр Борисов) добавили мягкости; этот самовлюбленный бездельник утробно похохатывает, защищает собратьев по ночлежке и даже благоволит старику, который их проквасил. Луке (Геннадий Чулков) добавили жесткости: острый взгляд, неелейные проповеди, в которые он сам не верит. Оба они не столько люди, сколько две стороны одной босяцкой правды; а настоящий конфликт разыгрывается совсем не в морально-философских эмпиреях. Хозяин ночлежки Костылев (Геннадий Жмуров) — вот кто в этой истории главный злодей. Здесь он (неожиданная интерпретация) оказывается кругленьким старым евреем, который из жадности своей разрушает прекрасную гармонию этого «дна». У него жадность до денег, у жены его, Василисы (Валентина Светлова), — до удовольствий. Притягательно-женского нет в этой оплывшей бабе, зато есть железная воля и ум. Когда ночлежники в порыве честного негодования кучей валят хозяина в угол, она не упускает момент: самолично пыряет мужа ножиком и подводит под каторгу бывшего.

В конце те, кому положено, умирают, уходят, и оставшиеся усаживаются тесно, чтобы выпить и, подняв глаза горе, затянуть свою песню. И, честное слово, в этот момент на них сверху проливается свет — будто люди эти на небо возносятся прямо со дна. К вопросу об утешительной лжи: лучшего финала не мог бы выдумать и горьковский Лука.