Фильм

Новый кинотеатр «Парадизо»

Я пытался вспомнить, когда последний раз я плакал в кинотеатре. И не смог. Смеялся - да. Думал - да. Восхищался - да. Негодовал, сердился, ненавидел - да. Плакал? Давно, давно это было. И трудно вспомнить фильм, который оказался способным растрогать меня до слез. По-настоящему. Так, чтобы я забыл о том, что сижу в кинозале или перед маленьким экраном в своей комнате. Забыл о музыке, операторской работе, монтаже, интеллектуальном посыле, правилах драмы, эстетике, этике и прочем. О чем там говорить, я не помню, когда я проливал честные скупые мужские слезы в действительности. Даже украдкой. Даже если бы никто не видел. Даже когда был наедине с самим собой. Никогда. Или давно уже... Но никогда, никогда, никогда. И я ничего не буду говорить вам о фильме, видели вы его или нет, понравился вам он или нет, значении его, постмодернизме, оммажах, цитировании фильмов в фильме, кинематографических играх автора, гении Морриконе, охренительной игре пацана, нарочно разбивающем сердце финале, цензуре местного священника, из-за которого итальянский городок десятилетиями не видел кинопоцелуев, ностальгической сентиментальности, которую так любят все итальянские режиссеры, и, правду сказать, только они и способны не впасть при этом в пошлую слащавость, о Феллини, Антониони, Джоне Уэйне, страстной киномании самого Торнаторе, безумной его любви к кино. Я просто скажу, что на его фильме... Блин, первый раз это почти что случилось, когда старый киномеханик Альфредо показывал маленькому Сальваторе, будущему режиссеру, как кино может плыть по воздуху, лететь как фата моргана через комнаты из будки механика прямо на стены дома на площади, радуя выгнанных на улицу зрителей. Второй раз, когда зрители впервые увидели поцелуй, ради которого некоторые ходили в кинотеатр годами, и услышал этот радостный шум и несмелые аплодисменты. Третий раз, в сцене в ночь на Рождество в будке механика. Четвертый раз, когда по "просьбе" героя послышались раскаты грома и появилась возлюбленная...

Фильм длился и длился, он никак не кончался, слезы вроде бы и поступали уже, и готовы были пролиться, вот-вот, еще немного, особенно на сцене показа финала "Самой красивой" Висконти, когда рыдал весь кинотеатр, но нет, я сдержался. smile.gif Я уже предсказал весь третий час фильма, и даже ничего не ждал уже, финальный разговор двух влюбленных ничего не сказал мне, казалось, все оказалось очередним постмодернистским фокусом, и понимай, как знаешь. Но ха-ха-ха! То понимание жизни и любви, которое вынес старый ослепший киномеханик Альфредо из своей будки, заставивший, кажется, страдать нашего героя всю жизнь, оно своей простотой оглушило меня. Простотой, граничащей с деревенским каким-то упрямым фатализмом, не выдуманной невозможной романтикой, которую только и можно вынести из этих старых американских и итальянских фильмов. Какая банальность, да, что счастье быстротечно, что страсть кратковременна, что настоящее всегда в секундах, длится крохотную часть всего кинематографического хронометража. Что вся любовь, бывает, вмещается в одно только прикосновение, а потом иди, ищи, куда она, фьюить, и убежала, улетела, испарилась. Короче на сентиментальной (сентиментальнее не бывает) сцене, когда герой вставил бобину и начал смотреть завещанное механиком, все эти собранные им воедино вырезанные когда-то священником поцелуи Гарбо, Чаплина, Уэйна, Мастроянни - и когда у героя полились слезы из глаз, когда он понял, почему мерзавец Альфредо поступил так, а не иначе, я рыдал. Не так рыдал, как принято рыдать сегодня, издевательски, и насмешливо, рыдать от смеха, от ужаса, от неприятия бездарного кино. Нет, по-настоящему. Искренно и счастливо, хотя трудно найти более грустный финал, чем финал этого фильма. Я плакал на каком-то фильме! И, черт возьми, я был совершенно счастлив.

Раньше французский кинематограф у меня ассоциировался с Бельмондо и Делоном. Но после фильмов "Староё ружьё" и "Кинотеатр Парадизо" я понял, что актёрский гений есть еще у одного человека. И зовут его Филипп Нуаре.

Все-таки пошел, посмотрел. И как оказалось, это было лучшее решение для вечера с поразительно яркой радугой в районе таганки 26 мая 2011 года. Аплодисменты зрителей под титры - лучшая оценка прожитого за пару часов фильма. Хотя что я - двух с половиной часов длинною в жизнь. Не плакал, хотя слезы были где-то внутри, переполняя горловую чакру.

Всё просто в жизни - как вставить бобину в киноаппарат. Если повезет - досмотришь до логического конца. Если нет - порвется и вспыхнет. А еще можно утащить с собой ее лучший фрагмент, забросив остальные куда-то на задворки памяти души, а потом просматривать склейку из лучших воспоминаний.

Есть фильмы, которые не смотрел много лет. Их включаешь с опаской, что детские впечатления обернутся разочарованием, но к концу плачешь, оттого, что тебя вывернули наизнанку.
Первые сеансы в кино, просмотр взрослых фильмов украдкой, подзатыльники от свирепого, но доброго киномеханика, первая любовь...
Одна из лучших на сегодняшний день романтических картин, равно как и "1900" того же Торнаторе.
И сколько бы фильмов я не видела с Нуаре, скажу, что этот - его лучший.
Несмотря на то, что на обложке стоит ограничение "От 15 и старше", хуже оттого, что я посмотрела его первый раз лет в 10-11 не стало.
"Парадизо" нельзя "разрезать" на цитаты, но он все равно дает больше, чем может показаться.

Пожалуй, уже ставший небольшим культом фильм, по крайней мере, в узкой среде киноманов, не испытывающих отвращения к современному кинематографу. И, заодно, путевка в мировое признание для талантливого последователя Федерико Феллини – итальянца Джузеппе Торнаторе, любящего снимать душещипательные драмы, в котором есть место для смеха, детишек и кино. Итак, молодой сорванец Сальваторе (Марко Леонарди) буквально одержим всем, что связано с кино. Он бегает не только на все сеансы, в которые может тайком пробраться, но и по пятам за кинотеатральным техником Альфредо (Филипп Нуаре), который сначала всячески отбивается от настойчивого хулиганистого подростка, но в конце концов все равно сдается, и берет Сальваторе к себе в ученики. Вместе им предстоит пережить многое – и бедность, и различные городские склоки и скандалы, и пожар, из которого Сальваторе спасет Альфредо, но не его зрение. А однажды парень вырастет и уедет из маленького и забытого городка, чтобы никогда туда потом не вернуться. Или почти никогда.

Забавно, но Торнаторе снимал этот фильм, как своего рода панихиду по умирающему кино и кинотеатрам. В те годы производство итальянской Империи грез снизилось до каких-то совсем плачевных цифр, и режиссер решил напомнить себе в первую очередь, как дело обстояло десятилетия назад, в его детстве. И парадокс заключается в том, что эта лента оказалась настолько успешной, что автор не решился говорить об истинных причинах появления этого фильма. Успех картины, впрочем, вещь не самая удивительная. Во-первых, и Торнаторе вряд ли это скрывал, в качестве источника вдохновения он использовал творчество Феллини, но заменив сарказм и легкий абсурд на заочного учителя на теплоту и грусть. Беспроигрышный вариант.

Как и большая часть работ режиссера, этот фильм не только повествует о сицилийской глубинке, где родился и вырос сам Торнаторе (и как тут не задаваться вопросами о проценте автобиографичности в истории). В одной из главных ролей появился громадная звезда европейского кино Филип Нуаре, который свой текст читал на французском, его потом дублировали. Структура фильма построена на столь любимом автором приемом флешбеков. Сама картина по тону получилась очень сентиментальной, трогательной, легкой и романтичной. Какие-то фантазии и путанные детские воспоминания переплетаются с неуютной реальностью бедной жизни итальянской провинции. Кто-то может обвинить автора в чрезмерном стремлении к манипулированию зрительскими эмоциями, кто-то – в слегка предсказуемости сценария. Но все фильмы про детей предсказуемы. А мы получаем очень репрезентативный для итальянского кино фильм с совершенно потрясающей концовкой.