Фильм

Буря

Джарменовская версия, то есть почти с блекджеком и шлюхами, версия бессмертной и одной из самых удивительных шекспировских вещей. История весьма близка к тому, что заложено в книге. На удаленном и потерянном для карт и цивилизации острове живет колдун по имени Просперо (Хиткоут Уильямс) вместе со своей дочерью Мирандой (Тоя Уилкокс). Живет он там, в изгнании, куда его послал его родной брат - король Неаполя Алонсо (Питер Булл), который вместе со всем своим двором случайно проплывает мимо острова. Просперо заставляет ангела Ариэля (Карл Джонсон) вызвать бурю, которая разбивает корабль о берега острова, выбрасывая принца Фердинанда (Девид Майер) подальше всех остальных. Фердинанд, думая, что выжил лишь он один, встречает Миранду, в которую влюбляется практически сразу и которая влюбляется в него, а также странного уродливого Калибана (Джек Биркетт), который таит какие-то собственные желания и цели. На небольшом островке разыгрывается настоящая драма, но все, как и у Шекспира, закончится счастливой свадьбой. Ваши носовые платки сегодня не понадобятся!

Третий фильм Дерека Джармена, выпущенный сразу после «Себастьяна» и «Юбилея», с которыми у «Бури» есть много общего. Все три фильма рассказывают о группе оторванных от общества и цивилизации людей. Все три фильма, так или иначе, заигрывают с историей и вообще претворяются, в некоторой степени, историческими лентами. Все три фильма обладают схожими интонациями, а также настроениями относительно сложившейся политической ситуации и реакции на эту ситуацию. Наиболее близок, конечно, «Юбилей», над которым Джармен работал практически параллельно, и даже сценарий к которому написал даже позже, чем к этому фильму. Если присмотреться, то в актерах можно увидеть множество лиц, присутствующих и там, и там. Да и относительно эстетики панка, режиссер не остановился на достигнутом, и привнес в драматургию Шекспира элементы так восхищавшей его энергетики этой контркультуры.

К примеру, решение взять на одну из главных ролей – Миранды – очень известную панк-музыкантшу Тою Уилкокс, не могло не отразиться на конечном образе героини. Именно в этом аспекте, в актерской игре, новый фильм Джармена продолжает традиции «Юбилея», хотя это и не единственная черта, унаследованная от чуть более известной работы режиссера. То же самое можно сказать и о костюмах, которые вновь не претендуют на историческую оригинальность и скорее воплощают собой сплав всего течения времени. Автор в некотором смысле смазывает эволюцию костюмов за три века в одном мазке, уместившемся в фильме. Да и постмодернистский порыв смешать воедино эпохи, цивилизации, технологии далекие друг от друга как по времени, так и по духу, весьма узнаваем. При желании, можно даже найти схожие черты и в самих персонажах, их функциях по отношению к контексту фильма и общему мироощущению Джармена, в первую очередь, конечно, как режиссера.

Интересный, хотя и не оригинальный, если вспомнить все тот же «Юбилей», прием применил Джармен, перенеся практически все события, за исключением пары-тройки сцен, в здание старого поместья. В этом прослеживается сразу несколько довольно занятных функций. С одной стороны, снят фильм так, что точно воссоздать в восприятии структуру и образ дома просто невозможно, а декорации и убранство отдельных помещений этому только мешают дополнительно. Все это создает ощущение нереальности, выдумки. Мол, вы смотрите фильм, все происходящее в нем – происходит только в нем и не может жить вне пределов этой фантазии. С другой же стороны, прослеживается такая неоромантичная, характерная для чувств многих артистов того времени, тоска по колониальной и великой Британии, которая, как этот дом, сейчас в довольно потрепанном состоянии и лишь очертания напоминают о былом величии. Конечно, речи о каком-то воссоздании и интересе исторического характера, не идет.

Причем, интереса к колониальному прошлому в той точной формулировке, какой можно было, нет настолько, что даже Калибан у Джармена – белый, тогда как этот персонаж является просто ключевым пунктом в воссоздании этого самого колониального контекста, который так любят воссоздавать многие критики, так или иначе обсуждающие, анализирующие это произведение Шекспира. А все потому, что Джармен акцентируется совсем на другом аспекте – на образе красоты человеческого тела, а если и угнетенная нация или народность и присутствует, то в ней можно усмотреть скорее представителей Ирландии, чем далеких туземных племен. Понятное дело, автору за подобное фривольство, не первое, впрочем, и не последнее, досталось на орехи от пишущей прессы. Впрочем, когда это уважающего себя автора волновали какие-то писки борзописцев.