«Будь проклята женщина, уподобляющаяся мужчине», — учит имам суровых мужчин-прихожан. «Женщина — украшение мира, вы должны оберегать ее. Иначе в чем тогда ваша мужественность?».
Мужественность — на Кавказе субстанция повышенной хрупкости. Веками женщины выполняли тут роль, не предполагающую наличия собственного мнения и даже сознания. Рожай, работай по хозяйству, знай свое место. И тут вдруг один безумец решил создать футбольную команду для девочек в Карачаево-Черкесии. Его зовут Виталий Кундохов, он тренер. Он прирожденный агитатор: с одинаковой ловкостью убеждает смущенных девочек и настороженных родителей в том, что футбол — это не страшно, это подходит девочкам и, главное, не делает из них мальчиков. В этот страх ненароком нарушить гендерный порядок и выпасть из предназначенной (точнее, назначенной) традицией роли все и упирается. Парадоксально, но именно в традиционных обществах, где до сих пор существуют традиционно женские и мужские занятия, любое посягательство на «мужское» хобби сразу переносит девочку в область этой дихотомии. То есть если ты играешь в футбол, то ты автоматически становишься мальчиком. Гендер перформативен, как сообщила Джудит Батлер. Вспоминается афганская традиция bacha posh — девочек, живущих до периода полового созревания как мальчики. После того как их внешность становится выражено женской, их возвращают обратно домой и заставляют покрывать тело и волосы. Причем выбор пожить в мужском гендере (что дает возможность свободно играть на улице и, главное, помогать отцу работать) делают именно родители, а не дети, страдающие от дисфории. Дисфория начинается после: вот тебе тринадцать, ты жила счастливой, полной жизнью, а с этой секунды ты «украшение мира». Настолько хрупкое, что нельзя выходить из дома.
«Будешь играть в футбол, будешь похожа на мальчика, станешь некрасивая», — девочки пересказывают друг другу страшилки, явно слепленные из реплик старших женщин. Кундохов иронизирует: «Будете некрасивые, уйдете (перестанете ходить на тренировки. — Прим. ред.). Станете опять красивые — придете». Удивительно, откуда у него и других тренеров, которые тренируют девочек, такие прогрессивные взгляды и бесконечный запас терпения объяснять (родителям, аксакалам, чиновникам), почему прогресс не остановить, а девочкам полезно играть в футбол. Команде «Адыг» 10 лет, и за эти годы форма истрепалась до такого состояния, что на спине вместо принта с игровыми номерами осталась лишь крошка. Истрепаны и флаги на здании местной администрации — российский и республиканский. Тренер выпрашивает у местного управленца финансирование: ну хоть форму новую купить помогите!
Тут много киногении (спасибо оператору Ирине Шаталовой) и романтики российского фронтира, где закаты так красивы, а контрасты так сильны (особенно когда наблюдаешь из метрополии). Кажется, борьба за торжество girl power здесь как будто лучше подсвечена по сравнению с Москвой, где ставки все-таки ниже, не в пример медийности. Одна из удач дока — это то, как удалось в общее повествование и репортажные кадры с матчей вплести разговоры девочек. С детьми, как известно, гораздо сложнее работать, чем со взрослыми, а тут кажется, будто они чувствуют себя довольно раскованно перед камерой. Звонят с соревнований родителям, пересказывают слова тренера, всегда страстного и строгого («Тренер кричит, потому что вас любит»). Обсуждают, кто за кого планирует замуж (тут речь не о конкретных кандидатах, а о национальной принадлежности будущего мужа: ты что, хочешь за черкеса?). Жалуются на усталость от фраз «Футбол не для девочек». Надоело объяснять.
При этом никто не жалуется на физическую усталость. Никто не спорит с тренером. Футбол для этих девчонок — не хобби и даже не спорт, а практически религия. Они рассказывают о нем недоумевающим матерям («Мама, так хочется играть!»). Они живут сборами и соревнованиями. «Цель — чемпионат мира», — настраивает тренер. Капитан команды «Адыг», Джони, выходит на поле сразу после полученной на поле травмы. «Посиди хоть минутку, зайчик», — говорит врач за кадром. Она все равно идет, хотя из носа еще капает кровь.
В общем, понятно, «из чего сделаны наши девчонки». Рискуя впасть в колониальные допущения, осмелюсь сказать, что девочки на Кавказе сделаны из более прочного материала, просто потому, что сопротивление среды — агрессивной, ригидной, вязкой — гораздо выше, чем в метрополии. Наверное, именно поэтому под конец фильма к ним испытываешь столько нежности, что к горлу подкатывает ком. Нам бы половину той силы, какая есть у них.