Четыре очень успешных архитекторки, самой молодой из которых 89 лет, рассказывают о своем пути в профессии, в которой когда-то были только мужчины. Но героинь фильма это обстоятельство никогда не смущало. Дениз Скотт-Браун, поступив в архитектурный институт, была поражена, узнав, что на курсе учится всего две девушки; она считала, что это именно женская профессия. Корнелия Оберландер, начинавшая работать с Луисом Каном, внесла не меньший, чем великий проектировщик, вклад в формирование архитектурного облика XX века. Бланш Лемко ван Гинкел буквально спасла старый город в Монреале. Филлис Ламберт занималась планировкой небоскреба Сигрэм-билдинг и отвергла для работы самого Корбюзье! Как тебе такое, Корбюзье? Фильм, безусловно, антиэйджистский. Для вдохновения достаточно просто взглянуть на этих замечательных женщин, занимающихся любимым делом.
Он придумал концептуальное искусство, стал пророком дадаизма и апостолом сюрреализма, обожествил писсуар, пририсовал усы Моне Лизе до того, как усами оброс весь мир, а из его женского альтер-эго Рос Селяви, запечатленной Маном Реем, со временем вызрел самый несмешной и актуальный юмор XXI века — deadpan. В общем, к его фамилии можно приписать десяток культурных явлений, включая минимализм и поп-арт. Все вышесказанное, равно как восторги профессиональных обожателей, чьи горящие глаза жгут пленку сквозь экран, на самом деле можно игнорировать. Марсель Дюшан первым бы возмутился, попытайся мы навесить на него какие-либо лейблы и связать его с любым видом искусства. Поэтому фильм обязательно нужно смотреть: чтобы точно знать, с чем его не связывать и что на него не вешать (втихаря записывая: «500 вещей, на которые он повлиял»). Хотя все равно все затмит его хитрый прищур в интервью.
Венгр Ласло Мохой-Надя занимался всем и преуспел во всем. Художник, фотограф, скульптор, кинематографист, инженер, он стал преподавателем «Баухауса» в 27 лет, а в 49 создал в Нью-Йорке свою школу искусства. Он экспериментировал со светом, технологиями и даже промышленностью, создав серию «Телефонные картины» чужими руками (нечто подобное на свой лад делал Рубенс, которому отдельные фрагменты полотен с лебедями и фруктами расписывали другие мастера, но все вместе составляло именно Рубенса). Он работал с плексигласом как с красками, с красками — как с отражениями и заставлял будущих дизайнеров своей школы «Новый Баухаус» слушать лекции по биологии. В фильме о наследии мастера говорят современные художники и делится воспоминаниями его дочь Хаттула.
500 лет назад Якопо Робусти по прозвищу Тинторетто вывел собственную формулу живописи: «Рисунок — как у Микеланджело, колорит — как у Тициана». Мастер легкой и быстрой кисти, огромных многофигурных полотен, он брался за любые заказы и был готов удовлетворить любые вкусы, чем снискал большой успех в разных слоях общества, но вызывал критику других художников. Первый искусствовед в истории Джорджо Вазари писал, что он «работал по случаю и без подготовительного рисунка, как будто хотел показать, что искусство — это шутка». Из этой «шутки» родилась живопись одновременно грандиозная и томно чувственная, эротичная, броская, почти поп-культурная, а потому выше оцененная потомками, чем современниками. Документальный фильм с провокационным подзаголовком «Человек, который убил живопись» — головокружительный аттракцион, приглашающий в путешествие по Италии XVI века, оживающей в пышном венецианском золоте и всей роскоши маньеризма. Это история певца родной Венеции и радикально смелого мастера, которого Дэвид Боуи называл «предшественником рок-звезд». Как пели о другой звезде в «Rock Me Amadeus»: «Он был суперзвезда, он был популярен. Он был экзальтирован, потому что имел стиль».
Люди ждут перемен последние пятнадцать лет, а они так и не наступают: в Бразилии острый экономический кризис, который бьет по всем. Очень сильно пострадал Муниципальный театр Рио-де-Жанейро, здание которого может соперничать в роскоши с королевскими дворцами. В этом дворце работают люди, которые уже много месяцев не видели зарплаты. Артисты устраиваются таксистами и официантами, но выступления не прекращают. На улицах гремят митинги, настроения толпы становятся все более воинственными, а в стенах театра изможденные, едва выживающие танцовщики и музыканты готовят новый спектакль. Эта душераздирающая черно-белая картина о гибели культуры, сюжет которой написала жизнь, больше всего напоминает ранние работы итальянских неореалистов, такие как «Похитители велосипедов». В случае старенького билетера, который говорит: «Куда я пойду из театра? В могилу?» — и вовсе «Умберто Д.». Кто не заплачет, тот дурак.
Грек Теодор Курентзис, принявший российское гражданство, — это не то же самое, что Депардье, принявший российское гражданство. В 22 года он переехал в Россию, чтобы учиться в Петербургской консерватории у легендарного дирижера Ильи Мусина. С тех пор его музыкальная карьера была связана с Россией, мало того — с провинциальной Пермью, городом из числа тех мест, от которых веет каким-то чеховским «Ионычем»: все тонкое и вдохновленное здесь должно умереть, хрупкая барышня растолстеет, мещанство и материализм все пожрут. А вот ни черта подобного, по крайней мере пока Курентзис возглавлял Театр оперы и балета в Перми, куда перевез свой коллектив MusicAeterna, работая с ним то над средневековой духовной музыкой, то над самым лютым авангардом. Курентзис создал культовый театр, провинциальная Пермь стала оперной столицей России. Возможно, могла бы и мировой, но как сообщают в фильме: «Власть, естественно, ничего не поняла. Естественно».
Художник Игорь Гусев любим не только на родной Украине. Его работы представляют на аукционах Sotheby’s и Phillips de Pury, а выставки проходят в Нью-Йорке, Вене и Лондоне. Сам же мастер всю жизнь провел в Одессе и вообще настоящий патриот своего города. Но в дебютном фильме режиссера Сергея Четверухина перед нами предстает та уходящая Одесса, о которой писал еще Жванецкий. Гусев, получив заказ написать что-нибудь «одесское-одесское», бродит по городу в поисках подходящей жемчужины у моря и убеждается, что уходит, уходит натура. Еще немного, и будет как у Михал Михалыча: «Где можно увидеть старую Одессу? » — «На кладбище».
В 1986 году у Анны Григорьевны, администратора Мекки советской моды — московского Дома моделей, сбылась главная мечта советской женщины. Увидеть Париж и умереть. Анна Григорьевна, по счастью, не умерла, но, ошалев от восторга, снимала парижские красоты на фотоаппарат, который вручили ей муж и сын, позабыв все наставления своих мужчин об обращении с техникой. В результате назад, в Москву, она привозит испорченную пленку: расфокус, неправильная экспозиция, три кадра в одном… Тридцать лет пленка лежала в загашнике, пока взрослый уже сын Анны Григорьевны ее не проявил. Распечатав, обомлел: выглядят «испорченные» кадры как настоящее современное искусство. И вот он пытается устроить выставку, притом что никто этой выставки, кроме него, не хочет: мама давно все забыла, искусствоведы смеются, девушка крутит пальцем у виска. Посмотрим, что получилось? Вдруг перед нами открытие?