Драматический |
12+ |
Юрий Бутусов |
19 октября 2013 |
3 часа, 1 антракт |
Юрий Бутусов уже вошел в историю, сразив всех исповедальной «Чайкой» в «Сатириконе» — четырехактной динамо-машиной, манифестом и антиманифестом одновременно, актерским марш-броском в неизвестное. Теперь все его опусы неизбежно сравнивают с этим эталоном. И если поставленный следом «Добрый человек из Сезуана» в Театре им. Пушкина проверку прошел, став новым Эверестом на театральной карте города, то про «Отелло» даже с большой натяжкой сказать того же нельзя. Важно знать при этом, что появление шекспировской трагедии в репертуаре «Сатирикона» обосновано не только грядущим юбилеем автора (трудно же не заметить обилия «Гамлетов» в списке московских премьер), но и тем, что «Отелло» — своего рода гештальт Бутусова, поставившего уже практически все знаковые пьесы Шекспира от «Гамлета» и «Короля Лира» до «Макбета» и «Ричарда III». Это попытка одолеть то, что однажды уже не поддалось (был случай с не увидевшей свет постановкой «Отелло» в МХТ им. Чехова).
В интуитивном экстазе на пару с неизменным соавтором — сценографом Александром Шишкиным — режиссер вывалил на сцену гору периферийных ассоциаций с пьесой: от картин Шагала и десятков комнатных пальм до разнокалиберных неработающих телевизоров и бытовых вентиляторов, от стихов Ахматовой и Пушкина до треков Джо Кокера и Эминема. Двухактный спектакль строится на бойком монтаже актерских этюдов, каждый из которых в той или иной степени осмыслен и завершен, тогда как общая внутренняя логика осталась, кажется, за бортом. Во всяком случае, когда в одной сцене Дездемона (Марьяна Спивак) — властная госпожа в черном парике, а во второй — бойкая карикатурная блондинка, то слезы отчаяния в третьей уже кажутся фрагментом какого-то другого спектакля. Эту схему можно было бы принять за намеренное сбивание ритма в попытке избежать догмата повествования, но и здесь концы с концами не сходятся: тот же Кассио в истеричном исполнении Антона Кузнецова имеет вполне внятную логику поведения — от начала и до конца это один и тот же наивный тюфяк с ирокезом, смиренно подчиняющийся самой что ни на есть шекспировской драматургии. Все остальное — агрессивное разгадывание несуществующего ребуса. Если в «Гамлете», «Короле Лире» и отчасти даже в «Ричарде III» заложена необходимость трактовки событий и логики персонажей, то «Отелло» — до крайности прямолинейная пьеса, здесь все ведет к закономерному финалу. Бутусова же такое положение вещей не устраивает: он идет на все, лишь бы не быть буквальным. Отсюда, к примеру, неожиданная пантомима в память об Андрее Краско (на сцене буквально появляется титр: «Памяти Андрея Краско») как поиск личной трагедии — утраты одного из соратников.
Но главное в спектакле — дуэт Дениса Суханова и Тимофея Трибунцева — Отелло и Яго. Наблюдая за статуарной, возрожденческой пластикой одного и бытовой сутуловатой жестикуляцией другого, следя за этим спаррингом (не только в диалогах персонажей, но и между актерами), понимаешь, что остальное не так уж важно: ну и что, что в спектакле Бутусова впервые звучит плохая музыка, что в очередной раз красные лоскуты обозначают кровь, что каша-мала из высокоинтеллектуальных аллюзий поглотила драматургию, что «Отелло» Някрошюса все равно лучше. В конце концов, разгадать ребус, которого нет, то есть сделать невозможное, совершить трансгрессию — для честного постмодерниста цель, наличие которой порой важнее ее достижения.