В окружении антикварной мебели расхаживают чеховские с виду персонажи, только некоторые из них младенцы, другие — старики, а третьи — их родители. Наполненную парадоксами пьесу Введенского практически ни разу в России не ставили; редкие попытки были малозаметны и по эстетике циркоподобны. Денис Азаров же пошел путем психологического театра, отчего абсурд «Елки у Ивановых» только выиграл. На вопрос собаки (Юрий Лобиков) «Вас не удивляет, что я разговариваю, а не лаю?» 87-летняя Майя Ивашкевич в роли годовалого мальчика отвечает: «Что может удивить меня в мои годы». Зрители рассажены лицами, боками и спинами друг к другу по всему игровому пространству и наблюдают за чудаковатым смешением жанров, взрывающимся в финале неистовой эстрадной агонией. Современники Введенского говорили ему, что он пишет для театра XXI века. И, кажется, были правы.
| Драматический |
| Денис Азаров |
Участники
Как вам спектакль?
Рецензия Афиши
Казус: одна из ключевых русских пьес ХХ века в России до сих пор практически не ставилась. В начале 80-х впервые опубликованные тексты Хармса и Введенского спровоцировали бум в литературных и филологических кругах во всем мире, тогда как русский театр драматургию Введенского практически проигнорировал. Были всякого рода компиляции текстов обэриутов и опусы по Хармсу, несколько андеграундных экспериментов, но полноценной постановки главной пьесы Введенского ни на одной профессиональной сцене не было. Исключение составляет разве что недавняя премьера Центра им. Мейерхольда «Актрисы» — эстетская вариация по мотивам шедевра русского авангарда в режиссуре Видаса Барейкиса. «Гоголь-центр» же своим спектаклем в буквальном смысле знакомит широкого зрителя с Введенским: пьеса поставлена без сокращений, нарочито «по ремаркам».
При этом нужно понимать, что поставить «Елку у Ивановых» буквально — невозможно. В ней наравне со взрослыми действуют годовалые дети, отрубается голова «тридцатидвухлетней девочки» и собака говорит стихами. Тем интереснее выглядит попытка сыграть этот парадоксальный текст приемами психологического реализма: в окружении антикварной мебели расхаживают чеховские с виду персонажи; годовалого мальчика играет 87-летняя Майя Ивашкевич в кружевной пижамке с погремушкой в руке; няня с окровавленным топорищем признается в убийстве девочки, которая появляется следом с перебинтованной шеей; актер Юрий Лобиков, отвечающий за музыкальное сопровождение спектакля, в какой-то момент отрывается от пианино, чтобы скорее прочитать стих от лица собаки, нежели эту самую собаку изобразить. И только в финале повествовательный тон резко сменяется этаким трэш-балаганом на возникшей из ниоткуда эстраде.
Решение, когда заявленный в начале традиционалистский театральный язык постепенно расходится по швам, переходя в финале в агонию, очень любопытно, но до логического предела не доведено. Зрители, например, рассажены лицами, боком и спинами друг к другу по всему игровому пространству — уже нарушение чистоты эксперимента. Мхатовская эстетика априори подразумевает самую что ни на есть традиционную сцену с «четвертой стеной», на которую в спектакле Дениса Азарова нет и намека. Попытка поставить Введенского как Чехова обернулась скорее занятным аттракционом, игрой в жанры, нежели по-настоящему психологическим спектаклем.
Зато спорная затея Азарова породила одно маленькое чудо — роль Майи Ивашкевич, актрисы из другого времени: когда Введенский написал «Елку у Ивановых», ей было 15, она училась у Таирова и играла в спектаклях Камерного театра. Окруженная в «Гоголь-центре» зрителями со всех сторон, Ивашкевич единственная из всех актеров существует по законам скульптуры выглядит одинаково гармонично со всех ракурсов. О такой физической культуре актеров далекого прошлого, казалось, можно узнать только из учебников по истории театра. И парадоксализм Введенского обретает немыслимый объем от этого пересечения эпох, все встает на свои места, все уравнивается. Играя годовалого младенца Петю Перова, на вопрос собаки: «Вас не удивляет, что я разговариваю, а не лаю?» — она отвечает как в пьесе: «Что может удивить меня в мои годы».
Отзывы
Без преувеличения можно сказать, что это самый долгожданный спектакль. Очень рада, что режиссер и актеры понабрались смелости и поставили. Но шла я с включенным счетчиком минусов, очень уж неравнодушна к данной пьесе.
В зале была свободная рассадка, весь спектакль неленивые зрители крутили головами, пару раз актеры обращались непосредственно к зрителям, отреагировали на фразу (врач: "А сколько вас?" Из зала: "много"...). Некоторых зрителей пугали/раздражали громкие выстрелы, что ж, это тоже форма взаимодействия с залом. Во время смены мизансцены (перед судом) некоторых зрителей переселили. Т.е. и пространство было придумано так, и актеры благоприятствовали тому, чтобы четвертая стеночка была довольно-таки условной.
Роль Сони Островой расширили, не знаю, какие были основания, возможно, это техническое решение. Также удивило «решение» с годовалым Петей Перовым, которое, позже было оправдано и текстом: «Мне теперь год...». Впечатлений масса, из того, что вчера удалось обсудить: кажется, что язык Введенского вплели в жизнь, сделали его бытовым. Это интересно, но кажется, потерялось определенное обаяние. Спектакль сделали очень зрелищным (особенно финал). Нельзя не отметить блестящую игру Никиты Кукушкина.
Прекрасно!
p.s. да, несколько зрителей покинули зал. М.б. им надо было познакомиться с произведением заранее. Или это были как раз самые рьяные фанаты Введенского.
Это не искусство, а политизированная попса, пропаганда, дизайн, все что угодно, но только не искусство. Это первое. Гоголь-центр - это не театр, а "тусовка" людей очень низкого интеллектуального и культурного уровня, которые намеренно понижают планку современного Зрителя (в случае с этим спектаклем - молодежи). Бедный несчастный глупый "довольный" зритель! Король-то голый... А тебе даже местами было смешно. Правда, почему бы не посмеяться над пошлостью и насилием? Это так весело, когда так отвратительно и омерзительно. Голливудский ужастик и немецкая порнография в одном флаконе на сцене. Странно, что для исполнения главных ролей не позвали победителей Премии Кандинского - знаменитых на весь мир людей "искусства" - участниц группы Pussy Riots (Слава Богу, они сейчас пока не могу "выступать"). Очень оригинально было бы. Ведь тебе, Зритель, с порога сказали (на стенах написали), что "искусство - это реальность". А раз искусство - реальность, то ты с нею сейчас и имеешь дело. Мы-то, дескать, как раз и есть главные знатоки реальности. Реальность это все те же 4 линии, которые идут через все тех же определенных людей, продвигающих "актуальность" искусства в стране Россия: 1) пропаганда гомосексуализма 2) ненависть к России (и к власти заодно) 3) осмеяние церкви и разрушение веры 4) разрушение семейного института (бездетство). Это не спектакль, а пародия на спектакль. Режиссер и директор театра - непрофессиональные (что совсем не удивительно, им же не надо учиться, им надо эпатировать и зарабатывать деньги) обманщики. К искусству эти люди не имеют НИКАКОГО отношения. Это не демократия и не свобода - это зомбирование! Грустно и противно. Жалко актеров... Убеждена, что некоторые из них вынуждены на сцене врать... и изменять себе.
Вот скатится с катушек какой-нибудь актер и порубает зрителей (опасно)... Не досиделось - абсурд абсурдом, но няня ребенку отрезала голову топором... и крутится сюжетик на эту тему... Сидите тов. режиссер лучше в Битцевском лесу!
А неваляшке то оказывается голову отрубить невозможно!
Незатейливая вещица. Лучше сразу отключить голову и не пытаться следить за сюжетом, наслаждаться игрой, красотой слова и слога. Вещица для буднего дня, немного забыться, погрузиться не затрачивая особых умственных или эмоциональных усилий. Никита Кукушкин фееричен.
Спектакль не пошел совсем. Жесть и ахинея!
Сюжет: няня отрубила девочке голову топором в рождественский сочельник. И это всё.
Пришли на спектакль в Рождество. Вечером, посл е семейного ужина хотелось чего-то светлого и теплого. А здесь такое... Разговоры в гардеробе и курилке показали, что у большинства зрителей остались примерно такие же эмоции.
Рекомендации для вас
Популярно сейчас
Афиша DailyВсе
