Спектакль

Он в Аргентине

От начала и до конца спектакля по новой пьесе Людмилы Петрушевской на сцене — только две актрисы. Они расположились перед белым изящным заборчиком и почти не меняют местоположения. За их спинами, в полутьме сцены, притаились дубы-колдуны или что-то в этом роде: причудливая сценография Александра Боровского с Венерой на заднем плане осталась от «Бесплодных усилий любви». Спектакль «Он в Аргентине» открывает новый проект МДТ «Театр после театра». Суть его в том, что вечером выходного дня после одного, не слишком длинного спектакля дают второй, одноактный, а потом можно еще выпить кофе или чего покрепче в работающем допоздна буфете.

Декорация отлично рифмуется с местом действия: дом отдыха для работников сцены, опустевший, поскольку на дворе осень. И время года, в свою очередь, оборачивается метафорический осенью жизни, которую одна из героинь прошла до половины, а вторая уже завершает и почти мумифицировалась заживо, от­казываясь есть и пить. Последнюю играет величественная и сильная актриса Татьяна Щуко — точно изваяние, в строгом черном пальто и бархатном гамлетовском берете восседает она на скамейке, время от времени читая Пушкина, Есенина, Гумилева и, разумеется, монолог Гамлета, которые буквально гипнотизируют собеседницу. Той до театра — как до Луны, она здесь вроде завхоза, в полосатой вязаной шапочке, ватнике, синих трениках советского пошива и резиновых сапогах. Поза у нее такая, точно она на секунду приземлилась на дворовую табуретку перевести дух и сейчас снова побежит сгребать листья, выносить помои, готовить бесконечные «винегреды». В этой роли на сцену выходит Татьяна Шестакова, она же выступает и как режиссер.

Режиссура эта, разумеется, актерская, то есть построена на интонациях и оценках, на мельчайших подробностях человеческого существования крупным планом. Петрушевская пишет так, словно снимает с диктофона стилистические, речевые изъяны реальных людей, а в результате именно речь становится главным материалом для создания характеров. Надо отдать должное мужеству Шестаковой, она все силы бросила на то, чтобы слово, которое в сегодняшнем театре отходит на второй план, стало главным, осмысленным и оттого слышным, весомым. Собственно, это и есть самое важное — неуклюжие фразы, которыми обмениваются героини и из которых две выдающиеся актрисы плетут орнаменты двух женских судеб. И то ли вправду эти судьбы сплелись в одну самым несчастливым и детективным образом, то ли старшая из женщин придумала весь этот спектакль, чтобы ей, упаси боже, не помешали свести счеты с жизнью, в которой давно и безнадежно «что-то выпало из смысла».