Спектакль

Кукольный дом

Столичный режиссер Юрий Квятковский, известный тем, что создал в Москве спектакль-хит «Копы в огне», отвязный остроумный трэш, замешанный на штампах двух модных жанров — полицейских сериалов и мыльных опер, в Петербурге поставил спектакль менее экстравагантный. Революционную в свое время (то есть чуть более века назад) социальную драму Ибсена о том, как некая Нора — любимая Белочка своего состоятельного мужа — попыталась совершить первый в жизни независимый поступок, но натолкнулась на непрошибаемый мужской эгоизм. И вместо того чтобы вернуться к положению Белочки или по примеру Анны Карениной превратиться в морфинистку, она объявила мужу, что уходит в большой мир познавать себя, при этом оставив супругу четверых детей.

Квятковский взорвал эту историю трюками. Художник Полина Бахтина создала дом будущего с умопомрачительным электронным дворецким в виде экрана-задника с функциями соглядатая, будильника, советчика, едва ли не родной матери. Героям остается только развлекаться, чем они и занимаются — причем все — до той поры, пока Нора не сталкивается с шантажом, грозящим безупречной репутации мужа. Детали (сюжетные и психологические) не так важны — действо Квятковского больше напоминает пособие по семейной психологии в форме комикса на типовую тему: мужской, самцовый эгоизм против женского, такого же инстинктивного самопожертвования — вплоть до превращения в лелеемое домашнее животное. То есть режиссер доказывает, что не о быт разбиваются в бесчисленном множестве семейные лодки, а о принципиальную невозможность мужчины и женщины договориться.

Квятковский муссирует эту нехитрую мысль чересчур долго, развлекая публику футуристическими фокусами сценографии. Но наконец все-таки вытаскивает, точно факир из рукава, главный трюк. В какой-то момент действия — каждый в свой — герои точно оставляют свой кукольный каркас за сценой, а актер выходит к залу и рассказывает истории из своей биографии. Ольга Белинская, играющая Нору, делится мыслями о своем разводе и непростых отношениях с отцом. Илья Дель (неизлечимо больной доктор) — о шраме на губе, который неисправим и создает артисту много хлопот (не снимают в кино, например). И так далее. И в этих сентиментальных историях а-ля Гришковец артисты выглядят не в пример убедительнее и многограннее. Режиссер словно бы призы­вает не тратить время на попытку договориться — это утопия, — но заняться самопознанием, чтобы в итоге выполнить завет другой популярной пьесы Ибсена «Пер Гюнт»: стать самим собой.