Балет по мотивам оперы Доницетти «Любовный напиток»
В основе либретто этого балета — несколько измененный сюжет знаменитой оперы «Любовный напиток». Главные герои — влюбленный юноша и девушка, сердце которой он пытается завоевать с помощью «любовного напитка» — остались прежними, но здесь появляются и новые персонажи, например трагикомический пожилой Амур, чья неосмотрительно пущенная стрела и становится завязкой всей истории. Кроме того, действие разворачивается в современном мегаполисе, в сценографии балета даже используют граффити, что для самого консервативного театра города, коим Оперный являлся до последнего времени, едва ли не революция. Кроме всего прочего, «Amore Buffo» — это первая постановка молодого худрука балетной труппы, экс-солиста Мариинки и лондонского Ковент-Гардена Вячеслава Самодурова. Оформлять балет пригласили британских художников — сценографией занимался Энтони МакИлвейн, а за костюмы отвечала Эллен Батлер.
«Золотая маска» показывает Москве удивительный продукт из Екатеринбурга, города, чьи танцевальные амбиции общепризнанны, но до сих пор ассоциировались исключительно с «Провинциальными танцами» Татьяны Багановой. Хореограф Вячеслав Самодуров, впрочем, не уральский самородок. Вернее, хоть и не уральский, но самородок. Пока в России дружно стонали «ну давайте же выращивать молодых отечественных хореографов», он покинул родную Мариинку, поработал солистом в Лондоне — и вырос сам. Настолько, что Екатеринбургский театр пригласил его теперь к себе худруком. «Amore Buffo» — щегольской (не в последнюю очередь благодаря отличному дизайну), очаровательный и очень европейский спектакль. Европейский не потому, что Самодуров грамотно подражает кому-то из континентальных мастеров (Форсайту, Килиану, Дуато). Но потому, что порхающая свобода, с которой он выкраивает историю по лекалам «Любовного напитка» Доницетти: то выпускает на сцену балаганного конягу, составленного из двух танцовщиков (в роли передних ног — артист такой-то, в роли задних ног — артист сякой-то), то сплетает алгебраически сложную вариацию солистки, — так вот, эта свобода, эта легкость почерка хореографам российского производства обычно так же чужда, как замшевая обувь зимней Москве. Балет Самодурова начинается как бы нечаянно — с того, что пухлозадый амур со скуки бросает стрелу куда попало. Продолжается, дурачась и играя, как бы невзначай. И заканчивается без всяких там тяжелозвонких выводов. А еще он смешной, что не только для российского, для балета вообще чрезвычайно редкое качество.
