Спектакль

Деревья умирают стоя

– Не называй меня Изабелла: моё имя Марта.
– Мы должны забыть о своих настоящих именах – иначе можем запутаться.
– Но нас ведь никто не видит!
– Это не имеет никакого значения.

Этот диалог состоялся в начале второго акта между Мартой и директором конторы по совершению чудес.
Так и актёры Балтийского дома, кажется, на время спектакля забыли о своих настоящих именах, о своём происхождении, о своих привычках (которые, как известно, altera natura), чтобы перевоплотиться в испанцев, страстно поющих Bésame mucho, истово любящих и непомерных в каждом чувстве.

Если попытаться подобрать емкое слово для каждого из персонажей пьесы, директора я без сомнений опишу словом «харизма». То самое, что завораживает в человеке, на первый взгляд неприметном и обыкновенном, и то, что заставляет верить каждому слову, когда говорят откровенную ложь. Достигнув мастерства на поприще создания иллюзий, он отвык переживать подлинные потрасения. Его личностью стала совокупность всех сыгранных когда-либо ролей, а главным жизненным устремлением – совершенствование своего мастерства.

Секретарша Элена – безукоризненная стать. Небольшую роль с лихвой компенсирует яркость её появлений на сцене. Именно она, а не её гениальный компаньон, и создаёт таинственную элегантность их работы по спасению людей из бездны отчаяния – ведь выполняет она ее с рассудительностью и достойным восхищения спокойствием, зная наверняка, что суета и сердобольность ещё никого не спасали.

Марта – воплощение искренности. Она умеет пропустить сквозь сердце как страдание, так и счастье, и каждое чувство у неё выходит без притворства. Она же – исключительный такт. Вспомните только: в ответ на
вопрос директора о том, довольна ли она окончанием их скоротечного спектакля – которым она никак не может быть довольна, ведь для неё это был в не спектакль, – Марта отвечает, пусть с горечью в голосе: «Я очень довольна». А в другом эпизоде она на редкость изящно намекает директору на недостаток искренности: «Несложно врать, когда такой хороший пример».

Бальбоа– причудливое соединение неуклюжести с благородством и бесстрашием. С какой уверенностью этот смелый человек говорит нам, что совершил бы свой давний поступок, отчаянный, но справедливый, снова и снова! И с какой неукоснительностью он даёт отпор Маурисио, и под угрозой ножа заверяя, что дом не будет продан...

Сеньора Эухения – мудрость. Ожидаешь увидеть умильную старческую наивность и безграничный восторг от одной только долгожданной встречи: милый внучек, ну наконец-то приехал – ну, теперь бабушка счастлива! Как бы не так. Автор пьесы Касон и исполнительница роли Пилецкая показали нам
глубочайшую женскую проницательность (крылатое «когда супруги спят на разных кроватях – это безнравственно!», «на третий год брака меня не оторвали бы от мужа десять египетских казней») и знание сложных механизмов жизни, которое неведомо молодым («в моем возрасте счастье – это видеть счастье других»). Решение ничего не говорить «детям» о том, что все их представление раскрыли, – это не просто мудрое, но и в высшей степени гуманное решение, оправдывающее сравнение со стойким деревом.

Наконец, настоящий Маурисио. Двумя словами – грубая сила. Всякий раз, когда он появлялся на сцене, мне хотелось пересесть на дальние ряды, – такая живая, ощутимая от него исходила угроза. Опасаясь вплоть до последней сцены, что «родная кровинушка» все же окажется для сеньоры дороже, чем духовное родство с двумя милыми, чужими людьми, с облегчением выдыхаешь в финале, когда она с благородной яростью утверждает, что в нем и кровинки её нет.

~
Восхитительная, пронизанная светом сюжетная линия – сближение Маурисио и Изабеллы.

Совершенно чётко виднеются два рубикона, обозначившие перелом в их отношении друг к другу. И первый – вопрос о крови на руке. В какое изумление приходит Маурисио, узнав, что то была не губная помада, а самая настоящая кровь! То, что не произносится, но следует в скобках: значит, и чувства её были настоящими, значит, и пылкий поцелуй ее был не перебором неопотной актрисы, а порывом души. Ведь он-то сам, Маурисио, до этого мига был был поглощен исключительно идеей – все это дело по приведению сеньоры Эухении в чувство для него была не более чем загадка для ума, полезный раздражитель, короткое незабываемое приключение, – что так противоположно чувствам Марты, ведь она увлечена самими судьбами.

Вторая точка – вопрос Марты о ее цвете глаз. Какие глаза у Джоконды? Эту картину видел любой – и любой способен восстановить её в воображении, не прилагая особых усилий.
Какие глаза у Сирены? Мифологический персонаж, прекрасный своей загадочностью; вспомнишь его, и в голове сразу пронесутся строки забытых стихотворений и легенд, почти против воли. Нечего сказать, вопросы подобраны безукоризненно. И на оба он отвечает незамедлительно, пусть и затрудняется передать точный цвет в обоих случаях... А какие же глаза у меня?

Будь мы на месте героев, наверняка услышали бы раскат грома. С её стороны – крик: ну, заметь меня, я же здесь, я рядом!

С его стороны – сожаление о том, что, поглощенный представлением, оказался невнимателен к той, которая заслужила больше всего внимания.

Когда эта линия подвигается к неизбежному исходу и Маурисио с Изабеллой остаются наедине – весь зрительный зал, кажется, перестаёт дышать. Чувство – подглядываешь в замочную скважину. И какое точные, верные слова найдены у Маурисио, чтобы извиниться за своё мнимое равнодушие. Я привык к звуку твоего дыхания. И в то мгновение это было дороже всех слов о любви.

~
Завершая этот отзыв, хочу вспомнить ценный урок, данный Марте в начале второго акта. Искусство создаётся в голове, а не в сердце. Это, конечно, только часть правды.
Чтобы стать искусством, любая задумка, какой бы гениальной ни была, обязательно должна пройти сквозь сердце – и только потом, рассмотренная острым глазом здравого смысла и вычищенная до блеска, завоевать сердца миллионов – или хотя бы двух, посвящённых в тайну (ведь именно она, непостижимая и прекрасная тайна, сердечный пыл, а не количество поклонников, отличают ремесло от искусства). Поэтому до встречи с Мартой вся благородная деятельность директора была скорее ремеслом, пусть и творящим чудеса, но только благодаря Марте, искренней и глубокой душе, он узнал искусство.

Мысль же о том, что искусство невозможно без работы холодного рассудка, доказали сами постановщики в конце спектакля.
Могла ли сеньора Эухения признать Маурисио своим сыном? Нет.
Но могла ли она просить двух людей, создавших для неё сказку, остаться и продолжить эту сказку и дальше? А главное – была бы ли она сама счастлива, уже зная правду?..
Ответить на эти вопросы создатели спектакля позволили нам самим. Думается, в представленных обстоятельствах этот выход – единственно возможный: любой другой, даже подсказанный сердцем финал, выглядел бы неправдоподобным или даже противоестественным. А потому и искусство не может иметь одного источника: равно чуткое сердце и пытливый ум необходимы для создания той бесконечно притягательной гармонии, тайну которой до сих пор никто не разгадал.

И опять в Балтийском доме,но на малой сцене смотрели трогательнейший спектакль " Деревья умирают стоя". И дело даже не в пьесе,она мне показалась немного наивной...дело в исполнительнице главной роли- Татьяне Львовне Пилецкой. И дело даже не в возрасте...ей 88 лет...о возрасте таких блистательных дам упоминать неуместно! Дело в том,что она просто шикарна. Ее монолог в конце спектакля растрогал и заставил рыдать всю публику в зале. Пилецкая безупречна от первого выхода до последнего поклона!! БРАВОООО!