Спектакль

Волны

В Большой аудитории Политехнического музея на два года прописался проект Эдуарда Боякова «Политеатр». В планах поэтические вечера (востребованные сегодня почти как в шестидесятых, когда «Политех» был голосом «оттепели»), встречи с интересными людьми из цикла «Человек.doc», и спектакли на стыке жанров, одним из которых «Политеатр» и открылся.

Это «Волны», работа по двум рассказам Владимира Сорокина. Бояков ожидает, что новое в театре родится усилиями художников, не вовлеченных в регулярную театральную рутину. По существу, профессиональных любителей. Усилиями таких любителей, к слову, в конце XIX века была сделана последняя театральная революция — та, что родила режиссера. Тогда новоявленный режиссер взялся найти сценический эквивалент для новых, волнующих, но непонятных пьес. К поиску он привлек художников из других областей, чтобы переплавить их фантазии воедино. С тех пор принципиально ничего не изменилось. В какой-то момент режиссер забрал много власти и сделал актера рабом своего замысла. Пятьдесят лет назад этот шаг был прогрессивным (вспомним, что и сам театр родился вместе с рабством — у афинян появилось время для искусства). Но сегодня выигрывает тот, кто сводит людей, провоцирует их, доверяет им — словом, тот, кто управляет синергией. Бояков действует именно в этой логике, приглашая к работе над «Волнами» артистов извне традиционного театра — Вениамина Смехова и Алису Хазанову, видеохудожников и Галину Солодовникову, которая скорее современный художник, увлекающийся исполнительскими жанрами, чем собственно сценограф.

Вдвойне он прав, берясь за Сорокина: современный театр не может обходить стороной Главного писателя земли русской. Сорокин, скажем прямо, до сих пор театром так и не раскрыт — даже насквозь театральный ранний Сорокин. А два рассказа, за которые берется «Политеатр» — «Черная лошадь с белым глазом» и «Волны» — это уже новый Сорокин. Не тот стилизатор, который плотно ткал литературную реальность, чтобы в тот момент, когда она заживет и задышит, пройтись по ней топором. В рассказах 2005 года Сорокин деконструирует не снаружи, а изнутри. Здесь под покровом литературной реальности зреет, чтобы в какой-то момент проявиться извне, реальность снов и видений. Солодовникова взяла за эквивалент условной деревенской прозы кукольный театр, в котором орудует гурьба кукловодов. Хазанова играет девочку из «Черной лошади» участницей фанерной действительности — дизайнерской пейзанкой, а Смехов озвучивает эту действительность декламацией в задушевной классической манере. За видения отвечают видеохудожники: на экране вдруг появится и заплывет кровью гигантский глаз, декоративные луга займутся видеопожаром, а в багровом театральном небе начнут кружить игрушечные самолеты — так сюрреалистическое видение проявляется в видимой, но мнимой реальности. Во второй части декламатор становится физиком-ядерщиком, девочка, многократно переодетая сообразно пролетевшим годам, становится его женой. Теперь на дворе «оттепель», впереди холодная война, железный занавес, и герои снова участвуют в будущем своими сновидениями. Проблема в этой любопытной поисковой работе одна — в ней отсутствует единая художественная воля. Каждый внес в него посильный вклад. Работа каждого интересна. Но синергии не случилось. Впрочем, время терпит. Как говорит Бояков, «Волны» — это не результат работы, а ее начало.